О том, что принимаемые акты мало влияют на состояние кор‐
рупции, свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что в пе‐
риод 2008–2015 годов уровень коррупционной преступности в Рос‐
сии в целом не снижается, а по такому составу, как дача взятки (ст.
291 УК РФ), имеет место рост [7, с. 44], при этом удельный вес взя‐
точничества (ст. 290–290.1 УК РФ) в структуре преступлений кор‐
рупционной направленности (а именно указанные составы состав‐
ляют наибольшее зло в коррупционных отношениях) в последние
годы увеличивается, достигнув в 2015 году, по данным Е. К. Вол‐
конской, 42,3% [8, с. 74] (с 2016 года наблюдается некоторый спад
зарегистрированных коррупционных преступлений, однако вряд
ли это можно расценивать как некий успех, учитывая, что корруп‐
ционная деятельность уже основательно закрепилась в предше‐
ствующие годы, она также находится в динамике, и коррупционеры
изыскивают все новые и новые коррупционные схемы).
Такое положение, на наш взгляд, складывается потому, что не
принимаются ключевые решения, которые определяют стратегию
противодействия коррупции. Так, уже давно и многократно на
различных дискуссионных площадках звучала мысль о скорейшей
необходимости имплементировать в российскую правовую систе‐
му ст. 20 Конвенции ООН против коррупции 2003 года [9]. Сама
Конвенция была ратифицирована в 2006 году, однако ст. 20 Кон‐
венции («незаконное обогащение») осталась и остается за преде‐
лами имплементации. Среди причин называют обычно презумп‐
цию невиновности, закрепленную в ст. 49 Конституции России,
согласно которой виновность в совершении преступления должна
определяться приговором суда, вступившим в законную силу, на
этот счет было и толкование Конституционного Суда Российской
Федерации [10], делаются также ссылки на то, что «от государств‐
участников требуется лишь рассмотреть возможность признать в
качестве преступления незаконное обогащение» [11, с. 129], то
есть, дескать, вовсе и не обязано государство криминализировать
в своем уголовном законодательстве ту самую ст. 20 Конвенции.
Однако, как нам представляется, приводимые аргументы о
препятствиях, не позволяющих имплементировать ст. 20 Конвен‐
ции, нет оснований расценивать как обоснованные. Во‐первых, если
соответствующий состав преступления («незаконное обогащение»)
ввести в УК РФ, то это само по себе будет иметь действенный пре‐
дупредительный эффект. Что касается указанной конституционной
нормы, то в основной закон страны следует внести соответствую‐
щие изменения, чтобы снять и это препятствие для имплементации