139
СОЦИАЛЬНЫЕ И КУЛЬТУРНЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ
КОРРУПЦИОННОГО ПОВЕДЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ АЛТАЙСКОГО КРАЯ
Максимова С. Г., Омельченко Д. А. (Барнаул)
Аннотация: статья основывается на результатах социологи‐
ческого исследования распространенности бытовой коррупции среди
населения Алтайского края, проведенного в 2018 году в рамках реали‐
зации государственной программы «Противодействие коррупции в
Алтайском крае» на 2017–2021 годы. (n=2000). На основании стан‐
дартизированных показателей выявлена степень коррупциогенности
ситуаций в различных сферах общественной жизни, описаны социаль‐
ные и культурные факторы, сдерживающие, или, напротив, провоци‐
рующие коррупционное поведение граждан. Показано, что социально‐
демографические факторы (пол, возраст) практически не оказывают
влияние на уровень бытовой коррупции, тогда как территориальные
и культурные факторы амбивалентны и проявляются в специфиче‐
ских ситуациях. Коррупционный опыт сопряжен с изменениями в цен‐
ностных и мировоззренческих установках граждан, что обусловлива‐
ет необходимость системных изменений в общественном сознании
для достижения реальных результатов противодействия коррупции
на низовом уровне.
Ключевые слова: коррупционное поведение, бытовая корруп‐
ция, социальные и культурные детерминанты коррупции, корруп‐
ционная ситуация.
Публикация подготовлена при финансовой поддержке гранта
РФФИ №19‐011‐00417 «Факторы и механизмы формирования дове‐
рия в системе сохранения социальной безопасности в пригранич‐
ных регионах России» (2019–2021).
Коррупция не только тормозит социально‐экономическое раз‐
витие России, она несет прямую угрозу национальной безопасно‐
сти, снижает общую эффективность государственного управления,
разлагает политическую систему, что неоднократно отмечалось в
обширной научной литературе по соответствующей тематике, вы‐
ступлениях общественных и политических деятелей [3–5; 7; 10, 11,
12, 13 и др.]. Помимо институциональных причин, связанных со
структурой и функционированием государственного аппарата, не‐
совершенством законодательства и слабостью правоприменения,
способствующих процветанию взяточничества, большую роль в
140
воспроизводстве коррупционных отношений на всех уровнях (ин‐
дивидов, социальных групп и общества в целом) играли и играют
социокультурные детерминанты – неосознаваемые и не фиксируе‐
мые статистикой ценности и традиции, «программирующие» пове‐
дение людей – система стереотипов и особенностей менталитета,
влияющих на поведение социальных общностей (классов, этносов,
конфессий) [2; 6]. Как справедливо и точно отмечает В. А. Соснин: «В
нашем культурном архетипе имеются психологические аберрации,
социокультурные ориентации терпимого отношения к преступле‐
ниям в целом и к проявлениям коррупции в частности», подталки‐
вающие население к меркантильному поведению, формирующие
установку на то, что лучше следовать установленной традиции и
дать взятку, чем бороться с коррупцией [9, с. 87].
В Алтайском крае, если судить по данным Генеральной проку‐
ратуры, представленным на Портале правовой статистики, корруп‐
ционная ситуация является скорее благополучной: регион входит в
число с относительно небольшим количеством зарегистрированных
преступлений по статьям 290 и 291 УК РФ (получение и дача взятки)
(в 2018 году было зарегистрировано 59 случаев по первой и 19 слу‐
чаев по второй статье)[1]. Исследования Фонда «Индем», проведен‐
ные совместно с Фондом «Общественное мнение» в 2010 году по ре‐
презентативной выборке среди населения привели авторов к похо‐
жим результатам: Алтайский край был отнесен к регионам, занима‐
ющим невысокие позиции в обобщенном рейтинге оценки уровня
бытовой коррупции [8]. К сожалению, в общей совокупности иссле‐
довательских данных и научных материалов по коррупции доля изу‐
чающих социокультурные и психологические аспекты и механизмы
коррупции, проливающие свет на то, почему одни люди, группы или
целые нации в большей степени, чем другие, вовлекаются в корруп‐
ционные взаимодействия, чрезвычайно мала. Между тем, именно от
результатов таких социальных исследований напрямую зависит раз‐
работка эффективных антикоррупционных мер, затрагивающих глу‐
бинные структуры общественного сознания, включая его нацио‐
нально специфичные, цивилизационные компоненты, сформиро‐
ванные в результате культурно‐исторического развития.
В 2018 году в Алтайском крае было проведено социологиче‐
ское исследование
6
(пропорциональная маршрутная выборка,
охвачено 14 городов и муниципальных районов, n=2000), направ‐
6
Исследование проведено сотрудниками факультета социологии Алтайского
государственного университета (науч. рук. – д.с.н. профессор С. Г. Максимова).
141
ленное на изучение установок граждан в отношении коррупции и
опыта взаимодействия с представителями органов власти, руко‐
водителями бюджетных учреждений по поводу разрешения раз‐
нообразных жизненных проблем. Стандартизированные показа‐
тели, заложенные в инструментарий, позволили описать разнооб‐
разие коррупциогенных ситуаций в различных сферах, выявить
социальные и культурные факторы, опосредующие выбор ан‐
ти(коррупционных) поведенческих стратегий.
Согласно результатам первичного описательного анализа (таб‐
лица 1), самый высокий уровень коррупции наблюдался во взаимо‐
действиях с представителями государственной инспекции безопасно‐
сти дорожного движения. Во всей совокупности случаев наличия по‐
добного опыта, только чуть более половины (59,2%) респондентов
отметили, что в ходе сотрудничества с ГИБДД не возникало момен‐
тов, когда для решения проблемы требовалось дать сотруднику дан‐
ной службы взятку, 26,8% указали на то, взятка требовалась, но они
ее не давали (можно смело предположить, что какая‐то часть ответов
этой категории были даны под влиянием эффекта социальной жела‐
тельности и являлись завуалированными свидетельствами дачи
взятки), и 14,0% – отметили, что им пришлось все‐таки дать взятку,
из них 4,7% – давали взятку более двух раз за последние два года.
На втором месте среди ситуаций по количеству подтвер‐
жденных респондентами коррупционных действий – обращение в
суд. Хотя в целом доля населения, сталкивающихся с необходимо‐
стью взаимодействия с судебными органами, невелика – 83,1%
опрошенных отметили, что не имели такого опыта, среди тех, кто
обращался в суд, 18,8% – попадали в ситуацию, в которой, как им
казалось, требовалось дать взятку и 8,8% – ее давали. Практиче‐
ски такой же уровень коррупции наблюдался в сферах общего об‐
разования и воинской службы: 8,4% опрошенных, имевших опыт
обращения в соответствующие инстанции, сообщили о фактах да‐
чи ими взятки чиновникам, 76–78% уточнили, что при необходи‐
мости дополнительного «стимулирования» не возникало, и 13–
19% – указали, что, несмотря на возможность решить проблему
коррупционным путем, они ее не использовали.
Следующая группа ситуаций, оцененных сходным образом, ка‐
салась вопросов получения высшего и дошкольного образования.
Среди обратившихся, 73–76% – указали на отсутствие необходимо‐
сти давать взятку, 18,3% опрошенных восприняли как провокаци‐
онную ситуацию в детских садах и 21,0% – в вузах, 6,1% и 6,4% ре‐
спондентов соответственно признались в том, что давали взятку.
142
Примерно на одном уровне – около 4–5% подтвержденных
случаев среди имевших опыт обращения коррупция наблюдалась
в сфере «бесплатной» медицины, регистрации земельных участков
и недвижимости, ремонта и эксплуатации жилья. Однако, такое
сопоставление, хоть и отражало конкретные цифры, было не
вполне адекватным реальным масштабам коррупции в данных
сферах, что наглядно демонстрировали данные о количестве об‐
ращавшихся за помощью: если с необходимостью регистрации
сделок с недвижимостью или получения услуг от коммунальных
служб в течение последних двух лет сталкивались не более трети
опрошенных жителей региона, то в медицинские учреждения об‐
ращались 82,0% из них, а значит и объем взяточничества в них
был как минимум в 2,5–3,0 раза выше.
Около 3% опрошенных отметили, что платили взятки в ситуа‐
циях, когда им требовалось оформить социальные выплаты, полу‐
чить идентификационные и разрешительные документы (регистра‐
цию по месту жительства, загранпаспорт, разрешение на определен‐
ные виды деятельности). Общая доля обратившихся за подобными
услугами составила порядка 36–37%. Несмотря на сходный уровень
коррупции, область регистрации официальных документов являлась
максимально защищенной от коррупционных рисков – 92% респон‐
дентов отметили, что при обращении они не попадали в ситуации,
требующие дачи взятки, тогда как сфера социальной защиты насе‐
ления оказалась свободной от коррупции только на 85%.
Весьма близкой по объему коррупционных сделок оказалась
сфера взаимодействия с полицией: при доле обратившихся, соста‐
вившей чуть менее 25%, 86% респондентов отметили, что не сталки‐
вались с необходимостью дать взятку для решения своих проблем,
тогда как 11,4% – идентифицировали ситуацию как потенциально
коррупционную и 2,5% – сознались в том, что давали взятку.
Последние места в нашем условном рейтинге заняли ситуации
в трудовой сфере: в одной из их взятки использовались для получе‐
ния должности и карьерного роста, в другой – для оформления вы‐
хода на пенсию и перерасчета пенсионных выплат. В первом случае
доля респондентов, сталкивавшихся с подобными ситуациями, со‐
ставила 34,4%, среди них 79,5% – решили проблему благополучно,
18,0% – восприняли ситуацию как требующую взятки и 2,5% –
участвовали в коррупционных действиях. Во втором случае, взятки
использовались в два раза реже (1,7%), тогда как в подавляющем
большинстве случаев ситуация разрешалась без намека на необхо‐
димость неформальных форм оплаты услуг (85,8%).
Таблица 1
Коррупционный опыт респондентов в различных жизненных ситуациях в течение последних двух
лет, % (в скобках указана доля лиц, давших ответ на соответствующий вопрос среди
обратившихся за помощью, строки ранжированы по убыванию по категории «Давал взятку хотя
бы раз»)
7
.
Ситуации
Не приходи‐
лось сталки‐
ваться с дан‐
ной проблемой
Сталкивался с проблемой,
но не попадал в ситуацию,
когда для решения про‐
блемы была нужна взятка
Давал взят‐
ку хотя бы
раз
8
1
2
3
5
Контакты с автоинспекцией (полу‐
чение прав, техосмотр, нарушение
правил дорожного движения и т.п.).
60,6
23,3 (59,2)
5,5 (14,0)
Обращение в суд
83,1
12,2 (72,4)
1,5 (8,8)
Школа: поступить в нужную школу и
успешно её окончить, обучение,
«взносы», «благодарности» и т.п.
71,7
22,3 (78,8)
2,4 (8,4)
Решение проблем в связи с призы‐
вом на военную службу
85,3
11,2 (76,1)
1,3 (8,4)
Вуз: поступить, перевестись из од‐
ного вуза в другой, экзамены и зачё‐
ты, диплом и т.п.
67,4
23,7 (72,6)
2,1 (6,4)
7
Доля затруднившихся с ответом составила не более 4% и при дальнейшем анализе не учитывалась.
8
В ходе опроса спрашивалось, сколько именно раз давалась взятка. В ячейке указана доля лиц, дававших взятку ми‐
нимум один раз.
143
Окончание таблицы 1
1
2
3
5
Дошкольные учреждения (поступ‐
ление, обслуживание и т.п.)
78,2
16,5 (75,5)
1,4 (6,1)
Получение бесплатной медицинской
помощи в поликлинике (анализы,
приём у врача и т.п.), в больнице
(серьёзное лечение, операция, и т.п.)
18,0
66,4 (81,0)
3,9 (4,7)
Жилплощадь: получить и (или)
оформить юридическое право на
неё, приватизация и т.п.
70,4
23,1 (78,2)
1,4 (4,7)
Регистрация сделки с недвижимо‐
стью (дом, квартиры, гаражи и т.п.).
71,4
23,2 (81,4)
1,2 (4,2)
Получение услуг по ремонту, экс‐
плуатации жилья у муниципальных
служб по эксплуатации (ДЭЗ и пр.)
77,3
18 (79,3)
1,0 (4,1)
Земельный участок для дачи или
ведения своего хозяйства: приобре‐
сти и (или) оформить право на него
75,4
19,2 (78,2)
1 (3,8)
Социальные выплаты: оформление
прав, пересчёт и т.п.;
62,3
32 (85,0)
1,2 (3,2)
Получить регистрацию по месту жи‐
тельства, паспорт или заграничный
паспорт, разрешение на оружие и т.п.
63,9
33,1 (91,9)
1,1 (3,1)
Обращение за помощью и защитой в
полицию
75,2
21,3 (86,0)
0,7 (2,7)
Работа: получить нужную или обес‐
печить продвижение по службе
65,6
27,3 (79,5)
0,9 (2,5)
Пенсии: оформление, пересчёт и т.п.
72,7
23,5 (85,8)
0,5 (1,7)
144
145
Сравнительный анализ показал, что на коррупционный опыт
практически не оказывали влияния социально‐демографические
факторы, уровень коррупции был примерно одинаковым в разных
гендерных и возрастных группах, что свидетельствовало об об‐
щей, практически не меняющейся от поколения к поколению,
культуре мышления и поведения, которая либо обеспечивала
устойчивые антикоррупционные установки, либо способствовала
воспроизводству коррупционных паттернов, передающихся «по
наследству» благодаря механизмам исторической и культурной
памяти. Между тем, было выявлено, что некоторые типы ситуа‐
ций, прежде всего связанные с образованием, судебными делами и
регистрацией документов, являлись гендерно чувствительными,
то есть мужчины и женщины по‐разному определяли их корруп‐
ционный потенциал и в разной степени участвовали в коррупци‐
онных сделках. Возрастная специфика проявилась в отношении
ситуаций, связанных с оформлением земельных участков, став‐
шим зоной повышенного риска коррупции для молодых людей до
30 лет.
Одним из значимых структурных факторов являлся тип посе‐
ления. Наиболее неблагоприятная коррупционная ситуация скла‐
дывалась в малых городах Алтайского края, где жители чаще да‐
вали взятки при получении медицинской помощи, поступлении
или обучении в дошкольных и высших учебных заведениях, при
получении услуги по оформлению земельного участка, в случае
обращения за помощью или защитой в полицию или автоинспек‐
цию, а также для продвижения по службе. В сельской местности
проблемным в отношении коррупции являлся процесс оформле‐
ния пенсии: каждый третий сельчанин, который обращался за
данной услугой, оценивал ситуацию как требующую неформаль‐
ных решений, в том числе посредством взяток. Представляется,
что дальнейшие антикоррупционные меры должны строиться с
учетом данных фактов.
Исследование выявило двойственную роль образования в
формировании коррупционного и антикоррупционного поведе‐
ния: наличие высшего образования не только не препятствовало
совершению коррупционных сделок, но, в ряде случаев, где
наблюдалась слабость механизмов контроля и была высока роль
человеческого фактора (медицина, полиция, сфера ЖКХ), способ‐
ствовало их реализации. С другой стороны, в тех сферах, где влия‐
ние человеческого фактора было минимизировано или опосредо‐
вано компьютерными технологиями (например, в системе элек‐
146
тронного правительства, цифровой экономики), высшее образо‐
вание играло роль сдерживающего и антикоррупционного факто‐
ра.
Коррупционный опыт респондентов оказался значимо взаи‐
мосвязан с мировоззренческими позициями, представлениями и
установками в отношении коррупции. Лица дающие взятки, дава‐
ли более высокие оценки масштабов распространения коррупции,
были более информированы мерах противодействия, предприни‐
маемых федеральными властями. При этом, они достоверно реже
соглашались с тем, что в коррупции виноваты обе стороны, участ‐
вующие в коррупционной сделке (и те, кто дает, и те, кто берет
взятки), и были склонны недооценивать эффективность антикор‐
рупционной политики. Среди лиц, дававших взятки, оказалось
также значимо больше тех, кто считал Алтайский край бедным,
депрессивным и слаборазвитым регионом, а низкий уровень жиз‐
ни и социальную незащищенность – основными причинами кор‐
рупции. Личный опыт участия в коррупционных действиях кор‐
релировал с более высокими оценками коррумпированности чи‐
новников, государственных и общественных институтов. Таким
образом, срабатывал защитный механизм проекции, переносящий
собственное коррупционное поведение и тип мышления на дру‐
гих людей, а для оправдания использовались «очевидные» и «все‐
проникающие» экономические причины. Указанный тезис под‐
тверждался данными, полученными в группе респондентов, кото‐
рые не имели коррупционного опыта: несмотря на меньшую ин‐
формированность о том, что происходит в сфере антикоррупци‐
онной политики, они значительно чаще отмечали, что власти де‐
лают все возможное, чтобы остановить коррупцию, считали Ал‐
тайский край благоприятным для проживания и активно разви‐
вающимся регионом, и полагали, что в каждом коррупционном
случае виноваты оба – и взяткодатель, и взяткополучатель.
Обобщая полученные результаты исследования, отметим,
что, несмотря на достаточно благоприятное положение региона
на коррупционной карте России, коррупция пронизывает все сфе‐
ры жизнедеятельности регионального общества, оказывает серь‐
езное влияние на жителей Алтайского края. Частота попадания
населения в потенциально коррупционные ситуации, независимо
от того, завершались ли они фактом дачи/получения взятки или
нет, в первую очередь детерминирована личным опытом участия
в конкретных видах деятельности. Наибольший уровень бытовой
коррупции выявлен в учреждениях государственной автоинспек‐
147
ции, высшего образования и судах, чуть в меньшей степени – в
дошкольных и военных учреждениях, отвечающих за срочную
службу. Немаловажно, что коррупция наблюдается даже в учре‐
ждениях, услуги в которых оказываются социально незащищен‐
ным категориям граждан – пенсионерам, инвалидам, малоимущим
лицам, что является в высшей степени неприемлемым. Тем самым
не только блокируется доступ к получению данных услуг, гаран‐
тированных государством, сам институт социальной защиты ока‐
зывается дискредитированным в глазах населения. Выявленные
территориальные и социокультурные факторы свидетельствуют
о системном характере бытовой коррупции, ее укорененности, с
одной стороны, в системе государственного управления, с другой
– в российском менталитете и общественном сознании, что в со‐
вокупности создает условия для ее воспроизводства и устойчиво‐
сти. Вполне очевидно, что для изменения ситуации требуется ра‐
дикальная трансформация обоих частей этой системы, что воз‐
можно только на основе длительного воздействия и научно обос‐
нованных практически продуманных мер. Причем субъектами ан‐
тикоррупционной политики должны являться не только сами ор‐
ганы власти (принцип Остапа Бендера «Спасение утопающих –
дело рук самих утопающих» здесь скорее не уместен). Значитель‐
ная роль должна быть отведена структурам гражданского обще‐
ства, репрезентирующим наиболее затронутые и пострадавшие от
коррупционных действий слои общества, способные организовать
общественную антикоррупционную экспертизу и контроль за ре‐
ализацией мер антикоррупционной политики, развернуть мас‐
штабную антикоррупционную компанию в массах.
Литература
1. Данные о количестве зарегистрированных преступлений
по ст. 290 и 291 УК РФ. Портал правовой статистики [Электрон‐
ный ресурс]. URL: http://crimestat.ru (дата обращения: 1.02.2019).
2. Кислов А. Г., Сюзева Н. В. Амбивалентность культуры в
процессах воспроизводства и предупреждения коррупции //
Вестник культуры и искусств. 2016. №1(45). С. 81–89.
3. Колесников В. В., Быков В. Н., Борисов О. А. Коррупция как
угроза национальной безопасности: о специфике криминологиче‐
ского подхода // Всероссийский криминологический журнал.
2007. №3–4. С. 50–57.
4. Кузнецова О. А. Некоторые особенности детерминации
коррупции в России на современном этапе // Вестник Тамбовско‐
148
го университета. Серия: Гуманитарные науки. 2013. №12(128).
С. 533–535.
5. Латов Ю. В. Коррупция в системе угроз национальной без‐
опасности России //Актуальные проблемы экономики и права.
2015. №1(33). С. 46–52.
6. Латов Ю. В., Нестик Т. А. «Плохие» законы или культурные
традиции? //Общественные науки и современность. 2002. №5.
С. 35–47.
7. Нуштаев И. В. Теневая экономика и коррупция как угрозы
экономической безопасности национального хозяйства России //
Социально‐экономические явления и процессы. 2011. №12. С. 226–
230.
8. Определение уровня коррупции среди всех социальных
слоев населения и эффективности принимаемых антикоррупци‐
онных мер. Москва: Фонд «Индем», 2010 [Электронный ресурс].
URL: http://www.indem.ru/corrupt/doklad_cor_INDEM_FOM_2010.zip
(дата обращения: 1.02.2019).
9. Соснин В. А. Феномен коррупции в России как социополи‐
тическая, социокультурная и социально‐психологическая пробле‐
ма //Психологический журнал. 2014. Т. 35. №3. С. 78–90.
10. Хабибулин А. Г. Коррупция как угроза национальной без‐
опасности: методология, проблемы и пути их решения // Журнал
российского права. 2007. №2 (122). С. 45–50.
11. Шейнис В. Л. Национальная безопасность России. Испыта‐
ние на прочность (Часть II) //Полис. Политические исследования.
2010. №1. С. 35–53.
12. Maximovа S., Noyanzina O., Omelchenko D. and Maximova M.
The trust as a social capital of civil society in contemporary Russia //
MATEC Web of Conferences 212, 10004 (2018). ICRE 2018.
http://doi.org/10.1051/matecconf/201821210004
13. Ноянзина О.Е., Гончарова Н.П., Максимова С.Г., Авдеева Г.С.
Современные вызовы безопасности: оценка риска подверженно‐
сти экстремистким и террористическим угрозам в условиях реги‐
ональных социумов // NB: Национальная безопасность. 2012. №1.
С. 213‐254.
14. Омельченко Д.А., Максимова С.Г., Ноянзина О.Е. Междуна‐
родная миграция и безопасность российских регионов: статисти‐
ческий анализ и опыт построения типологии // Society and
Security Insights. 2018. Т. 1. №1. С. 13–31.
149
SOCIAL AND CULTURAL DETERMINANTS OF CORRUPTION
BEHAVIOUR AMONG POPULATION OF THE ALTAI REGION
Maximova S. G., Omelchenko D. A. (Barnaul)
Abstract: the article is based on the results of sociological survey
among population of the Altai region, conducted in 2018 in the frame‐
work of the realization of the State «Counteraction against corruption in
the Altai region» for 2017–2021 (n=2000), aimed at the assessment of the
spread of petty corruption. By means of standardized indicators we have
analyzed the manifestations of corruption in different situations and
spheres of social life, have describe social and cultural factors, constrain‐
ing or provoking the corruption behavior among citizens. It is shown that
socio‐demographic factors (sex, age) have little impact on the level of
petty corruption whereas territorial and cultural factors are ambivalent
and manifest themselves in specific situation. Corruption experience is
associated with changes in world‐view and values of citizens, that neces‐
sitates system transformations in public conscience for achievement of
real results of counteraction at the grass‐roots level.
Keywords: corruption behavior, petty corruption, social and cultur‐
al determinants of corruption, corruption situation.