158
ВЛИЯНИЕ СОЦИАЛЬНО‐КУЛЬТУРНЫХ ФАКТОРОВ
НА ФОРМИРОВАНИЕ МОДЕЛЕЙ ВОСПРИЯТИЯ КОРРУПЦИИ
Панзабекова А. Ж. (Алма‐Ата, Казахстан)
Аннотация: В работе представлены основные характеристики
западной, азиатской, африканской, латиноамериканской, постсовет
ской моделей восприятия коррупции. Каждая модель основана на
общности характерных для соответствующих групп стран призна‐
ков. Для западной модели характерно отрицательное и бескомпро‐
миссное отношение общества к любым проявлениям коррупции. Ази‐
атская модель характеризуется лояльным отношением общества к
коррупции, где она воспринимается как достаточно привычное явле
ние, обусловленное определенными культурными традициями и эко
номической необходимостью. В африканской модели превалирует
клановый подход, при котором власть продается группе основных
экономических кланов, которые договариваются между собой о раз‐
деле сфер влияния и контроля и затем, путем применения политиче
ских мер и средств, удерживают эти сферы и обеспечивают надеж
ность их существования. Для латиноамериканской модели характер
но наличие сильных и влиятельных теневых секторов экономики, а
также криминальных авторитетов. Важное влияние на формирова‐
ние постсоветской модели восприятия коррупции оказала неста
бильность институциональной среды. Восприятие коррупции значи
тельно различается по постсоветским странам, принадлежащим к
одному региону, и схожими социально‐культурными факторами.
Ключевые слова: коррупция, социально‐культурные факторы,
институты, экономическая свобода.
Коррупция может стимулироваться или ограничиваться инсти‐
туциональной средой, сформировавшимися в этой среде социально
культурными факторами, которые связаны с национальными кор‐
нями, традициями, обычаями, ценностями, культурными особенно‐
стями и поведенческими установками, разделяемыми определенным
обществом и медленно меняющимися во времени. Существует мне‐
ние, что они вообще неизменны, по крайне мере, относительно мас‐
штабов человеческой жизни. Поэтому можно предположить, что
имеющиеся в странах неформальные институты, представленные в
виде социальнокультурных факторов, в широком смысле есть некая
данность, которую необходимо учитывать при проведении антикор
рупционной политики.
159
Проблемы социокультурной обусловленности коррупции в раз
личных странах мира наиболее подробно изложены в работах Брай‐
ена Хастида. Использование статистического анализа корреляций
между индексом восприятия коррупции и культурными измерения
ми 50 стран позволило исследователю прийти к выводу о том, что
высокий уровень коррупции ожидаем в странах с низким уровнем
экономического развития, существенным контролем государства
над экономической жизнью, значительными диспропорциями в
уровне доходов между группами населения, а также с особыми куль‐
турными характеристиками: большой дистанцией власти, высоким
уровнем коллективизма и маскулинности. Поэтому, по‐мнению
Хастида, в борьбе с коррупцией необходимо учитывать культурную
специфику каждой страны. Так, например, в культурах с высокой
маскулинностью предоставление информации о фактах коррупции
должно изображаться как личные достижения, увеличивающие ма
териальный статус; а в культурах с высоким избеганием неопреде
ленности институциональные реформы должны проводиться таким
образом, чтобы неопределенность ассоциировалась с теневой прак‐
тикой, а снижение тревоги и риска связывалось с чистыми законны
ми трансакциями [4]. Следует согласиться с утверждением Хастида,
что борьба с коррупцией сверху громкогласными, но краткосрочны
ми агитационными кампаниями и ужесточением наказания, неэф‐
фективна, поскольку она не задевает тех устойчивых стереотипов и
ценностей, которые воспитывались десятки и даже сотни лет.
Основываясь на факторе социальнокультурного разнообразия,
с определенной долей условности можно выделить западную, азиат
скую, африканскую, латиноамериканскую, европейскую, постсовет
скую модели восприятия коррупции, каждая из которых основана на
общности системы характерных для соответствующих групп стран
признаков.
К западной модели, помимо собственно стран Западной Евро‐
пы, относятся также такие страны, как США, Канада, Австралия и
другие. Для западной модели характерно неприятие обществом лю
бых проявлений коррупции, системность этой борьбы, способность
населения принять самое непосредственное участие в акциях,
направленных на бичевание коррупционеров. Этому способствует
высокая степень законопослушности граждан западных стран, где
дистанция между сущим и должным весьма короткая, продуман‐
ность до мелких деталей законодательства, не оставляющего места
для свободной интерпретации, особенности национального мента
литета, построенного на пунктуальности, четкости и ответственно
160
сти за порученное дело. Общественное осознание пагубности кор
рупции для страны находится в прямой связи и не противоречит об‐
щегосударственной политике в данном направлении.
Показательной является правоохранительная практика ФРГ, где
в конце XX века шли активные процессы по возвращению на истори‐
ческую родину немцев из СССР. Возвращенцы из числа «советских»
немцев при оформлении необходимых документов в ряде случаев
пытались путем подкупа немецких чиновников сократить сроки по
лучения выездных документов. По свидетельству самих немецких
репатриантов, такие попытки пресекались моментально чиновника‐
ми соответствующих служб ФРГ вне зависимости от их должностно
го ранга и уровня. Подобное происходит и в наше время, когда граж
дане Казахстана, выходцы из семей политической элиты и крупных
бизнесменов, обучаются в крупных европейских вузах и, при совер‐
шении ими правонарушений, страна пребывания подвергает студен
та‐нарушителя немедленной депортации, не принимая во внимание
заслуги и авторитет родителей, начисто отвергая любые противоза
конные действия по «спасению» имиджа как нарушителей, так и их
покровителей, включая высокопоставленных родителей и родствен‐
ников.
Как нам представляется, воспитать у казахстанцев качества, ко
торые присущи западной ментальности, если и возможно, то пока
только теоретически. На практике все обстоит иначе. Одной из при‐
чин является несовпадение в понимании сущности родственных от‐
ношений. Для казахов характерно иметь сильные родственные от
ношения. Это связано, отчасти, с особенностями кочевой цивилиза
ции, где дарвиновская борьба за сохранение вида трансформирова‐
лась в оказание родственного покровительства любому, кто об этом
попросит либо в этом нуждается. Это явление условно можно назвать
эффектом центростремительности. Для европейцев характерно ди
станцирование друг от друга, где даже кровное родство первой сту‐
пени не является препятствием для соблюдения существующих пра‐
вил поведения, даже если это наносит вред родственникам. Данное
явление условно можно именовать эффектом центробежности.
Азиатская модель зачастую характеризуется лояльным от‐
ношением общества к коррупции как к явлению, которое обуслов‐
лено определенными культурными традициями и экономической
необходимостью, приемлемому для всей структуры государствен
ного управления и всех слоев населения. В рамках данной модели
коррупция не воспринимается как явление противозаконное и
161
зачастую расценивается как некий атрибут функционирования
государства [5].
К странам, входящим в группу, представляющую азиатскую
модель восприятия коррупции, входят Индия и Китай. Объединя‐
ет эти страны численность населения, перевалившая за миллиард
в каждой из них, а также возможность их отнесения к мононацио‐
нальным образованиям. Различия гораздо более весомые это и
состояние экономики, и принадлежность к разным формам госу‐
дарственного устройства и управления, разные культуры и тра‐
диции, разные уровни жизни населения. В целом население Индии
и Китая проявляет общую озабоченность непосильными побора‐
ми, которыми их облагает чиновничество, невозможностью ре
шить насущные проблемы законным путем.
В отдельных случаях индийский народ пытается действовать
против коррупционеров методами и приемами «от народа», кото‐
рые своими корнями уходят в национальную культуру. Так, по
данным, опубликованным в глобальных информационных сетях, в
штате Утта‐Прадеш земледельцы пытаются бороться с чиновни‐
ками‐мздоимцами следующим способом. Для ведения деловых
переговоров с бюрократами‐мздоимцами они приходят к ним с
мешками с ядовитыми змеями, которых и выпускают в служебных
кабинетах.
Следует отметить, что в Индии в борьбе с коррупцией все бо‐
лее активную позицию занимают общественные организации.
Так, НПО под названием «Пятая колонна» напечатала большими
тиражами, рекламировала и раздавала беднякам так называемые
«антикоррупционные банкноты», отличающиеся от настоящих
нулевым номиналом.
Жесткая карательная политика Китая по противостоянию
коррупции не оставляет места для народной инициативы. Каких‐
либо акций, инициированных лидерами из народа, в жизни совре‐
менного Китая не наблюдается. Общегосударственная политика
носит характер устрашения и позволяет беспощадно уничтожать
любые проявления коррупции.
Отличие африканской модели заключается в превалировании
кланового подхода, при котором власть продается группе основных
экономических кланов, которые договариваются между собой о
разделе сфер влияния и контроля, и затем, применяя политические
меры и средства, удерживают эти сферы и обеспечивают надеж‐
ность их существования. Культура, понимаемая как исторически
сложившийся уровень развития общества, выраженный в социаль‐
162
ных взаимоотношениях людей, а также созданных ими материаль
ных и духовных ценностях, достаточно своеобразно связана с про‐
явлениями коррупции и отношением общества к ней именно в
странах Африки. Здесь сильны культурные традиции, которые в
многочисленных племенах значительно разнятся. Но в усреднен‐
ном виде коррупция явление повсеместное, зародившееся из‐
древле. Подношение подарков жрецам и вождям постепенно транс‐
формировалось в современные формы коррупционных правонару
шений. Этим в основном объясняется довольно инертное отноше
ние большей части населения к коррупции. Борьба с нею носит
фрагментарный, единичный характер и не является отражением
типичного общественного отношения к негативным последствиям
рассматриваемого явления. Как отмечалось в СМИ, такие формы
коррупции, как блат и ему подобные, ни у кого не вызывают реак‐
ции отторжения и воспринимаются обществом не столько как
неизбежные, а сколько как нормальное построение взаимоотноше
ний, способствующих карьерному росту человека и освобождающих
его самого и его деятельность от критической оценки кого бы то ни
было.
Для африканской модели характерно единичное противостоя
ние, относимое к категории спорадических. Такое противостояние
могут проявить отдельные личности, которые, как правило, ни
экономически, ни политически ни от кого не зависят. Их финансо‐
во‐экономическая устойчивость позволяет публично проявлять
неприятие коррупции и совершать неординарные действия. Тому
примером является деятельность миллиардера суданского проис‐
хождения Мохаммеда Ибрагима, учредившего награду за хорошее
руководство. Премия за качественное управление, свободное от
коррупции, составляет 5 млн. долларов, одним из ее лауреатов стал
Нельсон Мандела. Очевидно, что такая форма борьбы изначально
не может быть эффективна в силу отстранения от нее государ
ственного аппарата управления. Кроме того, инертность большей
части населения является благодатной почвой для роста корруп‐
ции.
Латиноамериканская модель характеризуется тем, что при
попустительстве коррумпированного государства, теневые и
криминализированные сектора экономики достигают могуще‐
ства, сравнимого с государственным. Власть оказывается на деся‐
тилетия втянутой в жесткое прямое противостояние с мафией,
образующей государство в государстве. Экономическое благопо‐
лучие становится задачей не только недостижимой, но даже вто‐
163
ростепенной на фоне других проблем. Постоянная политическая
нестабильность увеличивает шансы установления диктатуры на
волне борьбы с коррупцией, а вслед за этим возрастает вероят
ность перехода к африканской модели [2].
Для латиноамериканской модели важным является наличие
сильных и влиятельных теневых секторов экономики, а также кри‐
минальных авторитетов. При этом сложившиеся неформальные ин‐
ституты находятся в состоянии постоянного соперничества и конку
ренции между государственным сектором экономики и легальными
политическими силами.
К постсоветской модели восприятия коррупции относятся
страны бывшего СССР, которые обладают достаточно высокой соци
ально‐культурной общностью населения, доставшейся в наследство
от советского периода, несмотря на существование множества раз‐
ных этнических, культурных, национальных, религиозных различий.
Изучая коррупцию на постсоветском пространстве, исследова‐ тели
отмечают влияние на динамику ее показателей факторов эко
номических кризисов, исторически сложившиеся культурные уста‐
новки и модели поведения из недавнего прошлого, а также отмечают
компенсаторную функцию коррупции в транзитных обществах [1, с.
259].
Важное влияние на формирование постсоветской модели вос‐
приятия коррупции оказала нестабильность институциональной
среды, которая сопровождалась социальной, культурной и политиче
ской дезориентацией граждан, снижением уровня благосостояния
населения и т. Между тем, имея общее советское прошлое и схожие
проблемы постсоветского периода экономического развития, социу
мы бывших советских республик демонстрируют существенные от
личия в масштабах распространения коррупции. Так, например, Эс‐
тония входит в группу стран с наименьшим уровнем коррупции, в то
время как Туркменистан относится к высоко коррумпированным
государствам. Кроме того, показатели Индекса восприятия корруп
ции ВК) на постсоветском пространстве значительно различаются
по странам, принадлежащим к одному региону и являющимися
близкими по культурной принадлежности.
Анализ коррупционной карты мира позволяет сделать вывод о
том, что страны, относящиеся к одной модели развития коррупции с
равными экономическими условиями, схожими социально
культурными факторами, могут иметь как низкий, так и высокий
уровень коррупции (таблица 1).
Таблица 1
Модели восприятия коррупции
Показатели
Западная модель
Азиатская
модель
Африканская
модель
Постсоветская
модель
1
2
3
4
6
Уровень
коррупции
Относительно невы‐
сокий, почти отсут
ствует
Высокий
Высокий
Высокий
Особенно
сти
Институциональ‐
ные, организацион
ные и правовые
превентивные ме‐
ры, традиции, куль‐
тура, развитые ин‐
ституты граждан‐
ского общества
Тотальный кон‐
троль государ‐
ства над всеми
сторонами жиз‐
ни, привычное
культурное и
экономическое
явление
Власть эконо‐
мических
кланов и оли‐
гархии
Влияние факторов
экономических кри
зисов, воспроизвод
ство культурных
установок, сложив‐
шихся исторически,
и моделей поведе‐
ния из недавнего
прошлого
Индекс восприятия коррупции – 2017
Низкий
уровень
коррупции
(индекс 63–
89)
Новая Зеландия
(89), Дания (88),
Канада (82), Герма‐
ния (81), Франция
(70)
Португалия (63)
Сингапур (84)
Гонконг (77)
Япония (73)
Южная Корея
(54)
Эстония (71)
164
Продолжение таблицы 1
1
2
3
4
6
Средний
уровень
коррупции
(индекс 36–
62)
Польша (60)
Испания (57)
Венгрия (45)
Италия (43)
Греция (40)
Малайзия (47)
Китай (41)
Индия (40)
Турция (40)
Ботсвана (61)
Руанда (55)
Намибия (51)
Литва (59)
Латвия (58)
Грузия (56)
Высокий
уровень
коррупции
(индекс 9‐
35)
Вьетнам (35)
Пакистан (32)
Лаос (29)
Афганистан (15)
Эфиопия (35)
Алжир (33)
Египет (32)
Кения (28)
Уганда (26)
Судан (11)
Чад (19)
Сомали (9)
Армения (35)
Казахстан (31) Азер
байджан (31) Мол
дова (31) Украина
(30)
Россия (29)
Кыргызстан (29)
Узбекистан (22)
Таджикистан (21)
Туркменистан (19)
Индекс экономической свободы – 2018
Свободные
Новая Зеландия
Гонконг (90,2)
экономики
(84,2)
Сингапур (88,8)
(от 80 и
Швейцария (81,7)
выше)
Ирландия (80,4)
Преимуще‐
Канада (77,7)
Малайзия (74,5)
Эстония (78,8)
ственно
Исландия (77,0)
Южная Корея
Грузия (76,2)
свободные
Швеция (76,3)
(73,8)
Литва (75,3)
экономики
США (75,7)
Япония (72,3)
Латвия (73,6)
(от 70 до
Норвегия (74,3)
79,9)
Германия (74,2)
165
Окончание таблицы 1
1
2
3
4
6
Умеренно
свободные
(от 60 до
69,9)
Польша (68,5)
Испания (65,1)
Франция (63,9)
Португалия (63,4)
Италия (62,5)
Турция (65,4)
Ботсвана
(69,9)
Гватемала
(63,4)
Казахстан (69,1)
Армения (68,7)
Азербайджан (64,3)
Кыргызстан (62,8)
В основном
несвобод
ные (от 50
до 59,9 бал
лов)
Греция (57,3)
Китай (57,8)
Индия (54,5)
Пакистан (54,4)
Лаос (53,6)
Афганистан
(51,3)
Намибия
(58,5)
Нигерия
(58,5)
Кения (54,7)
Египет (53,4)
Эфиопия
(52,8)
Россия (58,2)
Беларусь (58,1)
Украина (51,9)
Молдова (58,4)
Таджикистан (58,3)
Узбекистан (51,4)
Депресив‐
ные (менее
50 баллов)
Северная Корея
(5,8)
Чад (49,3)
Конго (38,9)
Туркменистан (47,1)
Примечание составлено по данным https://www.transparency.org/news/feature/ и
https://www.heritage.org/index/visualize.
166
167
Коррупция не является уделом исключительно стран третье‐
го мира и даже в наиболее экономически развитых странах мира
она может достигать значительных масштабов. В целом низкие
показатели степени коррупции действительно более характерны
для экономически развитых стран (как, например, Канада, Герма‐
ния, Япония и т.д.), и, соответственно, высокий уровень корруп‐
ции присущ менее развитым странам.
В этом отношении показательна высокая степень корреляции
уровня коррупции в различных странах мира со степенью эконо‐
мической свободы, которая является основой стабильного эконо‐
мического развития. Ежегодный Индекс экономической свободы
убедительно демонстрирует, что экономическая свобода препят
ствует коррупции: коррупция процветает в тех регионах, где эко‐
номическая свобода крайне ограничена, например, в странах Аф‐
рики к югу от Сахары. Однако подобного рода закономерность
просматривается далеко не везде. Так, например, Ботсвана и
Намибия отмечены достаточно низким уровнем коррумпирован
ности. Ярким примером могут служить и такие латиноамерикан‐
ские страны, как Чили и Мексика, которые по уровню развития
занимают весьма схожие позиции, но разительно отличаются по
масштабам коррупции.
Анализируя базу данных ИВК более чем за 15 лет, российские
ученые определили следующие основные закономерности разви‐
тия коррупции в мире:
уровень развития коррупции чаще всего выше в бедных
странах, но ниже в богатых;
уровень развития коррупции в целом ниже в странах запад‐
ноевропейской цивилизации и выше в неевропейских странах со
слабыми традициями политической демократии;
уровень развития коррупции обычно выше в странах с бога‐
тыми природными ресурсами (феномен «ресурсного проклятия») [3].
Если руководствоваться данными закономерностями, можно
сделать вывод, что Казахстан склонен к высокой коррупции, по‐
скольку страна не является экономически развитой, не имеет до‐
статочно прочных традиций политической демократии, но обла‐
дает богатыми природными ресурсами, провоцирующими ренто
искательство. Тем не менее, данные закономерности не обрекают
Казахстан на принципиальную невозможность достижения низ‐
кой коррупции. В мировой практике существуют примеры успеш‐
ной национальной антикоррупционной политики, в результате
которой значительного снижения коррупции добивались бедные
168
(как Ботсвана), неевропейские (как Сингапур и Гонконг), богатые
природными ресурсами (как Канада и Норвегия) страны. Поэтому
можно сделать вывод, что Казахстан предрасположен к высокой
коррупции, но имеет возможности успешной борьбы с ней.
Таким образом, социально‐культурная предрасположенность
к коррупционным явлениям, безусловно, имеет значительное
влияние на развитие общества, но, тем не менее, не является
окончательной детерминантой. Весьма показательным может
быть пример разных по культурно‐историческим параметрам
стран (Сингапур, Уругвай, Чили, Ботсвана, Грузия), в которых с
помощью целенаправленных мер удалось существенно снизить
уровень коррупции. Анализ указанных подходов позволяет опре‐
делить основные наиболее успешные методы борьбы с коррупци‐
ей. Особое внимание необходимо обратить на то, что среди не‐
формальных институтов большую роль играют нормы, помогаю‐
щие сохранить целостность общества ормы доверия, честности)
или нормы, обусловленные национальным менталитетом. Так,
недостаток доверия может стать тормозом для антикоррупцион‐
ных инициатив и причиной низкой эффективности формальных
институтов, тогда как этические нормы доверия снижают тран‐
сакционные издержки.
Литература
1. Зоткин А. Коррупция в системе отношений между обще‐
ством и государством в постсоветских республиках // Соціальні
виміри суспільства. 2012. №4. С. 257268.
2. Коннов А. К. Коррупция в органах государственной власти:
теория, практика и механизмы антикоррупционной политики (на
материалах Республики Татарстан). Авт. дис. на соиск. канд. со‐
циолог. наук. Казань, 2005. 27 с.
3. Латов Ю. В., Наумов Ю. Г. Целевой индикатор и показатели
российской антикоррупционной стратегии // Криминологиче‐
ский журнал Байкальского государственного университета эко‐
номики и права. 2012. №2. С. 6471.
4. Нестик Т. А. Коррупция и культура // Экономическая тео‐
рия преступлений и наказаний. 2002. №4. Часть 2. С. 4555.
5. Панзабекова А. Ж. Зарубежный опыт противодействия
коррупции и возможности его применения в странах ЕАЭС // Рос‐
сия: тенденции и перспективы развития. Ежегодник. Вып. 10.
Часть III. Редкол.: Пивоваров Ю. С. (отв. ред.) и др. М.: ИНИОН РАН,
2015. С. 7379.
169
INFLUENCE OF SOCIAL AND CULTURAL FACTORS ON FORMING
THE CORRUPTION PERCEPTION MODELS
Panzabekova A. Zh. (Almaty, Republic of Kazakhstan)
Annotation: the work presents the main characteristics of Western,
Asian, African, Latin American, post‐Soviet models of corruption percep‐
tion. Each model is based on common system signs specific for corre‐
sponding groups of the countries. The western model is distinguished by
negative and uncompromising attitude of society to any corruption signs.
The Asian model shows loyal attitude of society to corruption, and it is
perceived as quite usual phenomena stipulated by definite cultural tradi‐
tions and economic necessity. The African model is distinguished by pre‐
vailing tribal approach when the power is sold to a group of main eco‐
nomic tribes that agree among themselves on spheres of influence and
control, and then, by political measures and means, retain these spheres
and ensure its reliable existence. For the Latin American model the im‐
portant is determination of the strongest and most affluent shadow econ‐
omy, and criminal kingpins. An important influence on the forming of the
post‐Soviet corruption perception model was the instability of the institu‐
tional environment. The corruption perception varies considerably
among post‐Soviet countries belonging to the same region and similar
social and cultural factors.
Keywords: corruption, social and cultural factors, institutions, eco‐
nomic freedom.