

№ 1 2020

  

  

SECURITY AND INTEGRATION

IN THE ASIAN REGION

УДК 316.334.4

  

  

 

   

.. 

(https://orcid.org/0000-0002-2839-5070),

.. 

(https://orcid.org/0000-0002-4613-4966),

.. 

(https://orcid.org/0000-0002-1252-6021)

Алтайский государственный университет, Россия, Барнаул,

e-mail: daria.omelchenko@mail.ru, svet-maximova@yandex.ru, noe@list.ru

DOI:10.14258/ssi(2020)1-01

      -

-

-

       

-



Исследование выполнено при финансовой поддержке гранта РФФИ № 19-011-00417 «Факторы

имеханизмы формирования доверия всистеме сохранения социальной безопасности впригранич-

ных регионах России» (2019–2021 гг.)

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

14 № 1 2020



-



-

     -

     -



-



Ключевые слова: социальная безопасность, восприятие риска, угрозы со-

циальной безопасности, приграничный регион, азиатское приграничье, Ал-

тайский край.

PERCEPTION OF SOCIAL SECURITY IN REGIONS

OFTHERUSSIANASIAN BORDERLAND

ONTHEEXAMPLE OF THE ALTAI REGION

D.A. Omelchenko, S.G. Maximova, O.E. Noyanzina

Altai State University, Russia, Barnaul,

e-mail: daria.omelchenko@mail.ru, svet-maximova@yandex.ru, noe@list.ru

Social security is an important priority ofthe State policy, embracing other kinds

ofsecurity as essential prerequisites for its provision. Sociological surveys based

on psychosemantic methodology, fullled inone ofthe regions ofRussian-Asian

borderland (the Altai region, 2019, n=75) have found that social security inthe

region is primarily dened by its population through probability of realization

ofeconomic risks— loss ofincome, livelihoods andcreditworthiness, anddepends

on expression ofnutritional andtransport risks, risks offatal diseases, negligence

orincompetence ofspecialists indierent elds ofsocial practice. Social-economic

instability anddistrust towards basic social institutions, responsible for thesecurity

andsafeguarding thelife andhealth, form negative attitudes ofpopulation about

social security.

Keywords: social security, risk perception, threats to social security, border region,

Asian borderland, Altai region.



В зависимости от дисциплинарного подхода и направлений исследований

социальная безопасность интерпретируется как состояние, качество или процесс,

по-разному очерчиваются ее статические идинамические характеристики, субъекты

иобъекты, минимальный ряд которых включает личность, отдельные социальные

группы иобщество вцелом (государство, нацию или глобальное сообщество). Даже





№ 1 2020

краткий обзор определений социальной безопасности приводит кзаключению оее

множественных проявлениях иотсутствии единого научного видения. Социальная

безопасность понимается как «осознание опасностей, их распознание, выработку

соответствующих мер и практические действия по предотвращению и миними

зации угроз» (Левашов, 2002); «состояние защищенности личности, социальной

группы, общности отугроз нарушения интересов, прав, свобод» (Силласте, 1998);

«состояние защищенности социальной сферы общества и государства от угроз,

способных ее разрушить или обусловить ее деградацию» (Симонович, Киселева,

2013); «состояние социальной сферы, при котором обеспечивается ее устойчивое

состояние, оптимальное удовлетворение потребностей, достойное качество жизни,

создание условий для развития личности» (Лига, 2013); «социокультурная деятель

ность, подразумевающая выработку мер иосуществление действий, направленных

наобеспечение изащиту прав личности, социальных групп инации вцелом, охрану

многообразных интересов населения исоздание условий для удовлетворения жиз

ненно-необходимых потребностей иреализации способностей ивозможностей со-

циальных субъектов разного уровня» (Самыгин, Латышева, Черевик, 2016). Анализ

современных исследований, проведенных в России, показывает постепенный от

ход отинтерпретации социальной безопасности как качественной характеристики

или состояния, целиком зависящих отинституциональных условий, впользу дея

тельностного подхода, трактующего безопасность как стадийный процесс анализа,

оценки, поиска способов иреальных действий попредотвращению рисков иугроз.

Справедливо утверждение отом, что социальная безопасность может идолж

на являться самостоятельным предметом исследований, втом числе врамках от-

дельной дисциплины — социологии безопасности, в фокусе которой находится

анализ взаимосвязей между субъектами и объектами социальной безопасности

исредой безопасности, поиск иописание механизмов достижения иобеспечения

безопасности идругие теоретические ипрактические проблемы (Кузнецов, 2002;

Лига, 2013). Вто же время практическое исследование социальной безопасности не

избежно сталкивается снеобходимостью рассмотрения факторов ипричин, нару-

шающих безопасность, приводящих вдействие защитные процессы имеханизмы;

и, значит, анализ восприятия социальной безопасности так или иначе предполагает

ианализ восприятия опасностей, рисков иугроз современного общества, через ко

торые социальная безопасность определяется иконструируется.

Решение данной задачи может пролегать в двух основных направлениях.

Первое, развиваемое техническими, экономическими и естественными науками,

трактует риски и опасности как абсолютно реальные, познаваемые и квантифи

цируемые (оцениваемые, измеряемые) феномены. Риск втаком понимании имеет

вероятностную природу, он может быть предсказан, могут быть вычислены иоце

нены иего последствия, независимо отсоциальных процессов икультурной среды,

вкоторой он реализуется (Яницкий, 2003). Данный подход доминирует вомногих

областях науки, практики иуправления (ярким примером является деятельность

страховых компаний), хотя даже его адепты признают наличие многих уязвимых

мест, связанных ссубъективным характером оценки «объективного риска», ее за

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

16 № 1 2020

висимости отполитического, психологического (личности эксперта) икультурного

контекста.

Второе направление основывается на достижениях гуманитарных дисци

плин, прежде всего социологии, философии, культурной антропологии и психо-

логии. Вего рамках риск представляет собой социальный конструкт, порождение

культуры иобщества. Такой подход канализу риска неотрицает существование

реальных опасностей, нооткрывает дискуссию оразличиях ввосприятии риска со

стороны различных социальных субъектов— тех, кто производит риск, итех, кто

его потребляет, оразличных дискурсах вотношении риска, опасности ибезопасно

сти. Риск становится частью социальной реальности, феноменом социальной жиз-

ни, воспроизводимым совместной деятельностью людей (Яницкий, 2003; Молча-

нов, 2008). Согласно М. Фуко иего последователям, риск организуется посредством

проспективных, реальных иретроспективных дискурсов. Доминирующий дискурс

ориске вплетен вовластные отношения, он нормализуется, происходит «рискифи

кация» широкого круга социальных проблем, выходящих за пределы традицион-

ных технических ифизических систем (Hardy, Maguire, 2016).

Наше исследование развивает второе направление, его основными задачами

выступают анализ особенностей субъективного восприятия рисков ибезопасности

жителями приграничных регионов России. Нас интересуют значения исмыслы, ко

торые люди ассоциируют стеми или иными рисками иугрозами, как изменяется

восприятие риска отпоколения кпоколению икак позиция всоциальной структу

ре, определяемая базовыми социальными характеристиками— гендерными, воз-

растными, поселенческими, статусными, этническими идругими, влияет нахарак-

тер этого восприятия.

Зарубежной наукой накоплен обширный опыт изучения восприятия риска.

Одной изавторитетных иодновременно критикуемых является культурологиче

ская теория М.Дуглас иА.Вилдавски (1982), скоторой началась дискуссия овос-

приятии иинтерпретации риска (Wildavsky, Dake, 1990). Всоответствии сданной

теорией восприятие риска взаимосвязано скультурными переменными исоциаль

ным обучением, вчастности тем, вкаких видах деятельности участвует ик каким

группам принадлежит индивид (Oltedal, Moen, Klempe, Rundmo, 2004). Как утвер

ждают А.Вилдавски иК. Дейк (1990: 42), культурологическая теория риска способ-

на «предсказать иобъяснить, какие именно люди икаким образом будут воспри-

нимать потенциальные угрозы иих опасность». При этом считаются само собой

разумеющимся две вещи. Во-первых, предполагается, что разные люди фокусиру

ются наразличных аспектах риска, например вероятности его осуществления или

на его последствиях. И во-вторых, индивидуальная, субъективная оценка риска

взначительной степени отличается от«объективного риска», существующего неза

висимо отзнаний индивида ивычисляемого наоснове распределений вероятности,

хотя вкакой-то степени воспринятый риск является отражением реального риска,

особенно если речь идет об известных рисках (Sjöberg, 2000).

Было предложено иисследовано множество факторов, объясняющих вариа

ции восприятия риска, среди которых напервом месте практически всегда распола-





№ 1 2020

гается реальный, «объективный» риск, калькулируемый наоснове статистических

данных ораспространенности того или иного явления, источники которого значи

тельно варьируют вразличных частях мира, ичье восприятие зависит отимеюще-

гося опыта столкновения с источником опасности, способности контролировать

ситуацию. Вэтом случае более правдоподобная оценка ожидается вотношении тех

рисков, скоторыми индивиды уже имели дело, напрямую или косвенно (Wachinger,

Renn, Begg, & Kuhlicke, 2013). Уже ранние исследования показали, что драматиче

ский характер событий также является важным предиктором: редкие, новпечатля-

ющие попоследствиям события обычно оцениваются как более опасные, тогда как

распространенность менее ярких, ноболее типичных событий, напротив, недооце

нивается (Slovic, Fischho, & Lichtenstein, 1981).

Суждения о риске, помимо культурных отличий, во многом оказываются

опосредованными когнитивными процессами, вчастности способностью воспри

нимать иперерабатывать информацию. Впроспективной теории принятия реше-

ний вусловиях неопределенности Д. Канемана иА. Тверски (2013) данный тезис яв-

ляется основополагающим. Эта теория утверждает, что люди реагируют по-разному

наситуации, вкоторых они могут что-то выиграть или потерять, исоответственно

принимают различные решения. Вслучае если рискованный выбор может приве

сти квыигрышу, индивиды предпочитают риск-аверсивные решения сболее низ-

кой полезностью (выигрышем), носболее высокой вероятностью (уверенностью)

(«лучше синица вруках, чем журавль внебе»), тогда как вслучае если риск может

привести кпотерям, индивиды, напротив, чаще недооценивают эти вероятности.

Еще одним важным аспектом, определяющим восприятие риска, является

его кумулятивная природа. Степень, скоторой люди понимают тот факт, что риск

имеет свойство накапливаться (к примеру, отравляющее воздействие никотина при

регулярном курении), имеет серьезные теоретические ипрактические импликации

(Slovic, 2000).

Немаловажным является иразличение оценок личного иобщего риска, ри

ска для «других». Обычно люди оценивают общий риск выше, чем собственный

риск, иными словами, имеет место нереалистический, необоснованный оптимизм,

хотя вслучае негативного опыта участия вавариях, несчастных случаях он слабее

идаже может обратиться в«нереалистический пессимизм» (Sjöberg, 2000). Нереа

листический оптимизм является не только источником когнитивных искажений,

ноиисточником для позитивного самовосприятия исамооценки личности, само

поддерживающие позитивные иллюзии важны для поддержания ментального здо-

ровья (Heine, & Lehman, 1995).

Величина расхождений может быть опосредована различными обстоятель

ствами. К примеру, Price (2001) обнаружил, что суждения ориске зависят отраз-

мера группы, чей риск оценивается, ичто члены больших групп обычно считаются

вбольшей степени подверженными риску, чем члены маленьких групп или групп

сверстников.

Другим важным аспектом является культурная дифференциация. Члены раз

личных культур по-разному проявляют когнитивные имотивационные тенденции,

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

18 № 1 2020

связанные споддержанием позитивных иллюзий. Heine иLehman (1995), основы-

ваясь навыводах кросс-культурных исследований H. Markus иS. Kitayama (1991)

о том, что культурная принадлежность опосредует личный опыт, когнитивные,

эмоциональные имотивационные процессы ичто эти различия могут быть сведены

кдвум основным типам, представленным вориентации нанезависимость (субъ

ектность, автономность) и взаимозависимость (аффилиацию, коллективность),

изучали выраженность оптимизма, связанного сриском, вразличных культурных

группах. Они выявили, что вобществах свысоким чувством взаимозависимости

(таких, например, как Япония) люди испытывают меньше оптимизма поотноше

нию ксебе ибольше— поотношению кгруппе, ккоторой они принадлежат, тогда

как вобществах, ориентированных наличную независимость (например, Канада),

уровень личного оптимизма гораздо выше.

Биологические факторы, такие как влияние гендера, также нельзя сбрасы

вать со счетов. Многочисленные исследования подтвердили, что мужчины воспри-

нимают риск иначе, чем женщины (Glendon, Dorn, Davis, Matthews, & Taylor, 1996;

Gustafsod, 1998), вчастности имеет место значительное преуменьшение риска муж

чинами.

Психометрическая парадигма исследований восприятия риска, продолжаю

щая когнитивные исследования (Sjöberg, 1996), внесла важные уточнения отом, что

риск является функцией отсвойств объекта риска ичто вкаждом объекте присут

ствуют отличительные признаки, покоторым люди присваивают объектам статус

рискованных или нерискованных. Fischo, Slovic, Lichtenstein, Read andCombs (2016)

предположили, что риск имеет множество измерений. Они выявили покрайней

мере девять общих свойств, которые являются значимыми для вынесения суждения

ориске. Этими свойствами являются: добровольность риска (1), безотлагательный

характер эффекта (2), знание ориске человека, который подвергает себя опасности

(3), научные знания оданном риске (4), контролируемость риска (5), новизна риска

(6), хронический (более индивидуализированный) или катастрофический (массо

вый) характер риска (7), приспособленность криску или его восприятие вкачестве

страшного, невыносимого зла (8) итяжесть последствий (9). Соответственно выра

женность этих факторов непосредственным образом отражается втом, что люди

думают орискованности тех или иных действий или технологий.

В последние годы риски и безопасности исследуются в неразрывной свя

зи сдоверием, которому приписывается важная роль впонимании особенностей

восприятия риска (Eiser, Donovan, Sparks, 2015; Bronfman, Cisternas, López-Vázquez,

Cifuentes, 2016). Доверие кэкспертным системам, агентствам икорпорациям, соци

альным институтам, управляющим различными рисками, оценка их эффективно-

сти определяют отношение кразличным рискам, их принятие вкачестве приемле-

мого или недопустимого. Вусловиях возросшей неопределенности, нестабильности,

непредсказуемости функционирования мировых социальных систем, отраженных

в макросоциологических и трансдисциплинарных концепциях У. Бека, Д. Белла,

М.Арчер, М. Кастельса, Э. Гидденса, Н. Лумана иих последователей (особенно от

метим работы О. Яницкого), риск начинает пронизывать все сферы человеческо-



№ 1 2020

го бытия, он неотъемлем отчеловеческой деятельности, постоянно производится

ивоспроизводится, его последствия часто невидимы инепреодолимы, что делает

задачу пообеспечению социальной безопасности как вотдельных государствах, так

ина глобальном уровне практически невыполнимой. Таким образом, восприятие

риска и безопасности, с одной стороны, оказывается производным от факторов

макро уровня, определяющих восприятие современной жизни вцелом, ее «турбу

лентного» характера (Яницкий, 2011), сдругой— факторами мезоуровня, характе-

ризующими уровень отдельных обществ, их культуры иментальности, инаконец,

индивидуальными факторами, отражающими жизненный опыт индивидов, их ин

дивидуальные психологические икогнитивные свойства. Исследование особенно-

стей восприятия рисков ибезопасности вприграничных регионах России основы-

вается наизмерениях наиндивидуальном уровне, которые выступают отправной

точкой для поиска межгрупповых отличий ив перспективе— определения межре

гиональных «зон пересечения» иуникальных особенностей отдельных регионов.

 

Методической иинструментальной основой исследования восприятия без

опасности в приграничных регионах выступали положения экспериментальной

психосемантики (Петренко, Супрун, 2016; Петренко, Митина, Гладких, 2018). Пси

хосемантика позволяет осуществить реконструкцию категориальных структур со-

знания, посредством которых осуществляется восприятие мира ипроисходящих

внем событий, одновременно выступая вкачестве метода познания иего резуль

тата, формы репрезентации. Методы психосемантики используются для выявления

содержания общественного сознания, втом числе ментальных репрезентаций, цен

ностных установок искрытых, плохо рефлексируемых иструктурированных пред-

ставлений. Они являются более тонкими ипродуктивными посравнению стра-

диционными опросными методами, надежными в плане защиты от искажений,

обусловленных социальной желательностью, более гибкими в аспекте адаптации

к исследуемой области, они позволяют интегрировать теоретические наработки

вобласти исследований восприятия риска.

С методико-технологической точки зрения психосемантический подход ак

кумулирует возможности других исследовательских процедур, таких как семан-

тический дифференциал (Osgood, Suci, & Tannenbaum, 1957; Osgood, 1964; Heise,

1970) и метод анализа репертуарных решеток (Fransella, Bell, & Bannister, 2004).

Собранные врезультате их применения эмпирические данные позволяют описать

семантические пространства, выступающие вкачестве операциональных моделей

категориальных структур сознания и бессознательного. Пространства являются

результатом «свертки» трехмерной структуры первичных данных, представленных

оценками респондентов (1) отдельных объектов (2) пошкалам-дескрипторам (3),

получаемым наоснове методов многомерной статистики (кластерного, факторного,

дискриминантного анализа, многомерного шкалирования, структурного моделиро

вания идр.). При этом, если обобщенные изисходных оценок латентные факторы

являются основаниями (осями) полученного пространства, то координаты объек

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

20 № 1 2020

тов вэтом пространстве характеризуют индивидуальные (или коллективные, если

используются агрегированные данные) смыслы, значения, установки, ассоциируе

мые сними. Таким образом, психосемантический подход является комплексной ме-

тодикой, позволяющей одновременно решать целый ряд исследовательских задач.

Мы сочли целесообразным применение данного подхода для изучения особенно

стей восприятия социальных рисков иугроз вприграничных регионах России.

Процедура психосемантического эксперимента заключалась воценке переч

ня потенциальных угроз иопасностей посемибалльным шкалам, измеряющим че-

тыре основных субъективных измерения: вероятность (для себя лично идля граж-

дан моего региона), опасность, защищенность иконтролируемость. Список угроз

включал 24 позиции, дифференцируемые поразным видам риска: социальным, эко

логическим, экономическим, техногенным, природным, политическим иинформа-

ционным. Во всех шкалах, независимо отоцениваемых ситуаций, низкие значения

соответствовали безопасности— низкой вероятности для себя идля жителей ре

гиона, низкой опасности, высокой защищенности иконтролируемости, тогда как

высокие значения свидетельствовали оявно ощущаемых угрозах, чувстве уязви

мости иотсутствии контроля над ситуацией. Обработка данных проводилась спо-

мощью методов описательной статистики, дисперсионного ифакторного анализа.

Заключительным этапом стало построение семантического пространства поагре

гированным науровне региона данным наоснове координат факторных значений

подвум ключевым факторам.

В психосемантических исследованиях в Алтайском крае приняли участие

75человек. Из них 58,7%проживали всельской местности, втом числе 33,3%—

в Косихинском районе (село Глушинка), 25,4% — в Завьяловском районе (село

Светлое), и41,3% — вгородах: Новоалтайске (33,3%) иБарнауле (8%). Распреде

ление пополу— практически равномерное снебольшим перевесом женщин (52%,

мужчин— 48%). Возраст опрошенных— от19 до 69 лет, средний возраст составил

36,8±1,5 года, медианный— 34 года.

Большинство принявших участие в исследовании жителей региона имели

высшее образование (52%), 6,7%— указали наналичие неполного высшего обра

зования, 22,7% — имели среднее профессиональное образование (техникум или

колледж), 12%— начальное профессиональное, итолько 6,7%— общее среднее об

разование. Различия вобразованности мужчин иженщин, атакже респондентов

разного возраста статистически незначимы (z-критерий споправками Бонферро

ни, χ

, p≥0,05), что позволяло проводить сравнительный анализ поданному факто-

ру без дополнительного взвешивания. Все респонденты имели русскую этническую

принадлежность.

    , , 



Первый этап анализа заключался всопоставлении описательных статистик

(средних значений и стандартных отклонений как показателей вариабельности)

поотдельным измерениями иситуациями риска, что позволило выявить угрозы,



№ 1 2020

воспринимаемые как наиболее вероятные, опасные или неконтролируемые, атакже

оценить степень воспринимаемой уязвимости респондентов кданным угрозам.

Согласно полученным результатам, жители Алтайского края вбольшей степе

ни боялись стать жертвой халатности инекомпетентности специалистов, эта угроза

была оценена как наиболее вероятная для самих респондентов: среднее значение со

ставило 4,3 балла, почти половина опрошенных (46,7%) поставили высокие оценки

(5баллов ивыше). Другими угрозами, также вошедшими вТОП-5 наиболее вероят

ных для реализации вличной жизни респондентов, являлись: автомобильные аварии

(среднее значение 3,8 балла, доля высоких оценок— 25,3%), вред здоровью отупо

требления некачественных продуктов питания (среднее значение— 3,7 балла, доля

высоких оценок— 34,6%), смертельные, неизлечимые болезни (среднее значение—

3,7балла, доля высоких оценок— 19,9%), потеря источника дохода, невыплата кре

дитов, займов, долги (среднее значение— 3,5 балла, доля высоких оценок— 24,0%).

Меньше всего респонденты опасались стать объектом травли, издевательств

или унижений, потерять информационную связь смиром, стать одинокими иотвер

женными, стать жертвами политических репрессий, насилия, теракта, уличных бес-

порядков истолкновений намежнациональной имежрелигиозной почве. Вероят-

ность стать алкоголиком, наркоманом, душевнобольным также была оценена как

низкая. Диапазон средних значений поданным типам угроз составил 2,0–2,4 балла,

доли высоких оценок непревышали отметки в13% (для алкоголизма, наркомании

ипсихических болезней), побольшинству показателей они составили 6–8%.

Восприятие вероятности было достаточно гомогенным (среднее стандарт

ное отклонение повсем типам угроз SD=1,5). Наибольшим разбросом отличались

оценки вероятности стать алкоголиком, наркоманом или душевнобольным иверо

ятность потерять работу, попасть под сокращение (SD=1,8), что свидетельствовало

оналичии скрытых факторов, обусловливающих дифференцированность оценок.

Наибольшая согласованность респондентов наблюдалась вотношении оценки лич

ной вероятности несчастного случая, смертельных болезней или природной ката-

строфы (SD=1,3).

Оценки вероятности угроз для жителей региона, содной стороны, воспроиз

водили личные оценки респондентов, сдругой— имели существенные расхожде-

ния, отражающие результаты противопоставления респондентов ивсех остальных

жителей региона.

Список общих угроз включал халатность, некомпетентность специалистов

(среднее значение 4,5 балла, доля высоких оценок— 45,3%), смертельные или неиз

лечимые болезни (среднее значение 4,7 балла, доля высоких оценок— 46,7%), поте-

рю источника дохода иневозможность выплат кредитов, займов (среднее значение

4,8балла, доля высоких оценок— 57,4%). Уникальными для жителей региона явля

лись угрозы потери работы, сокращения (среднее значение 5,0 балла, доля высоких

оценок— 61,4%) иугроза алкоголизма инаркомании, которая при самооценке оцени

валась как маловероятная (среднее значение 4,9 балла, доля высоких оценок— 54,6%).

Список наименее вероятных угроз включал практически те же позиции, что

ив случае личной оценки: уличные беспорядки истолкновения намежнациональ

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

22 № 1 2020

ной или религиозной почве, политические преследования, теракты и психологи-

ческую травлю (диапазон средних оценок 2,4–2,7 балла, доли высоких оценок—

8–13%). При этом вероятность стать жертвой уличных беспорядков оценивалась

наиболее вариабельно (SD=1,6), тогда как вероятности потерять жилье, пострадать

отприродной стихии, пострадать отавтомобильной аварии— наиболее согласо

ванно (SD=1,1). Сравнение личных ирегиональных вероятностей представлено

нарисунке 1.

Рисунок 1— Оценки личной ирегиональной вероятности риска, средние значения

(данные ранжированы поличной вероятности)

Максимально опасными, практически не оставляющими шансов остаться

вживых, помнению опрошенных жителей региона, являлись угрозы неизлечимых

болезней, авиакатастрофы, теракта, автомобильной аварии, оценки по которым

были ожидаемо высокими. Кроме этого, высокой опасностью посвоим последстви

ям обладали угрозы алкоголизма, наркомании, душевных болезней, инвалидизации

иугроза халатности инекомпетентности специалистов— врачей, учителей, чинов

ников. Диапазон средних оценок поданным показателям составил 5,9–6,4 балла,

доли высоких оценок— 77–88%.

Поскольку все угрозы были оценены как весьма опасные, очем можно су

дить подоле нулевых оценок, обозначающих отсутствие опасности, которая вце-

лом не превышала 4%, то интерпретация низких оценок могла быть проведена

только втерминах относительной безопасности. Наименьшую опасность представ

ляли, помнению респондентов, угрозы, связанные сразглашением персональной

информации, потерей связи смиром, мировым информационным пространством



№ 1 2020

(это единственный показатель, доля «нулевых» ответов по которому была выше

9%), преследованием пополитическим мотивам (средние значения 4,3–4,3 балла,

доли высоких оценок варьировали впределах диапазона 20–25%). Наибольшая ва

риабельность оценок наблюдалась вотношении последствий потери связи смиром

ифизического насилия, включая сексуальное (SD=1,7–1,8), наиболее согласованно

была оценена опасность алкоголизма, наркомании, психических болезней (SD=1,1).

Далее рассмотрим, как респонденты оценивали свой уровень защищенности

отисследуемых угроз истепень их контролируемости.

Рисунок 2— Оценки опасности, незащищенности инеконтролируемости рисков

(данные ранжированы поуровню опасности)

Результаты исследования показали, что респонденты чувствовали себя

вменьшей степени защищенными отавиационных катастроф (среднее значение—

4,4 балла, доли высоких оценок— 46,6%), смертельных болезней (4,6 балла, 45,2%),

экологических катастроф (4,4 балла, 44,0%). Близки оценки незащищенности отха

латности инекомпетентности (4,4 балла, 41,4%), аварий итехногенных катастроф

(пожаров, взрывов, обрушений зданий) (4,4 балла, 41,3%), автомобильных аварий

(4,4 балла, 35,2%), атакже безработицы (4,4 балла, 37,3%). Одновременно сэтим

жители региона считали, что практически полностью защищены отугроз алкого

лизма инаркомании, физического насилия, информационной изоляции (средние

поданным показателям составили 2,9–3,0 балла, доля высоких оценок варьировала

от14% до 19%). Вцелом оценки были достаточно согласованными (SDmean=1,3),

наибольшие расхождения наблюдались вотношении рисков алкоголизма, нарко

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

24 № 1 2020

мании, психических заболеваний, терактов иавиакатастроф (SD=1,8), наимень-

шие— вотношении защищенности отинвалидности, мошенничества, автомобиль-

ных аварий (SD=1,2).

Что касается возможностей управления ипредотвращения угроз, то наименее

контролируемыми респонденты считали авиационные иэкологические катастро

фы, технические аварии иприродные бедствия, атакже угрозы теракта, инвалид-

ности исмертельных болезней (средние значения вдиапазоне 4,0–4,3 балла, доля

высоких оценок— от25% до 33%). Минимальная потеря самоконтроля наблюда

лась вслучае оценки алкоголизма, наркомании ипсихических болезней (2,1 балла,

1,3%), атакже насилия, втом числе сексуального (2,5 балла, 5,4%). Наибольшее еди

нодушие оценок наблюдалось воценках мошеннических действий (SD=1,0), атак-

же воценках угроз банкротства, безработицы, потери кредитоспособности, утраты

жилья исредств ксуществованию (SD=1,0), тогда как наиболее дискуссионными

являлись оценки возможности контролируемости аварий при перелетах итеррори

стических актов (SD–1,8) (рис. 2).

Таким образом, большинство угроз различалось по субъективной вероят

ности осуществления, опасности, защищенности ивозможности контролировать

данные события. Между тем поряду угроз оценки были приближены кмаксималь

ным по всем параметрам. Это угрозы онтологической безопасности, волнующие

жителей внаибольшей степени, составляющие суть их страхов ифобий. Высокая

вероятность стать жертвой, трудности избегания, осознание огромной опасности

последствий иневозможности контролировать свою жизнь являлись значимыми

характеристиками социального неблагополучия, свидетельствовали оналичии се

рьезных общественных проблем ислабой функциональности социальных инсти-

тутов, отвечающих за их решение. К их числу относились угрозы халатности ине-

компетентности специалистов, смертельных инеизлечимых болезней, безработицы

иаварий натранспорте. Одновременно сэтим стоит указать наявную недооценку

вероятности осуществления угроз, которые жители региона воспринимают как

полностью контролируемые или недостаточно значимые ввиду актуального отсут

ствия уязвимости. Особенно это касается угроз алкоголизма, наркомании, психиче-

ских болезней, угроз информационной иобщественной безопасности.

-    

 

На следующем этапе был проведен многофакторный многомерный дисперси

онный анализ, позволивший выявить значимые факторы иих сочетание (эффекты

интеракции), воздействующие навсю совокупность оцениваемых рисков иугроз,

определяемую вкачестве множественной зависимой переменной.

Его результаты показали, что статистически значимые изолированные эф

фекты на всю совокупность угроз оказывали следующие факторы: место прожи-

вания респондентов (в отношении оценок вероятности для себя, жителей региона

иопасности), социально-трудовой статус (в отношении вероятности для себя, для

жителей региона) ивозраст (только вотношении вероятности). Пол респондента,





№ 1 2020

его уровень образования значимого воздействия неоказывали, однако проявили

себя вкачестве сопутствующих факторов вэффектах взаимодействия.

Таблица 1

Результаты многомерного дисперсионного анализа (ОЛМ-многомерная модель)

покаждому параметру оценки риска ибезопасности



-

 



-

 







-



-



 

Место проживания

(город vs село)

< 0,0001 < 0,0001 < 0,0001 0,06 0,09

Пол 0,06 0,12 0,55 0,65 0,42

Уровень образования

(высшее+ vs низшие

уровни)

0,26 0,63 0,96 0,63 0,35

Социально-трудовой

статус (Работающие

vs неработающие)

0,03 < 0,0001 0,52 0,42 0,33

Возраст 0,02 0,01 0,72 0,63 0,01

 

Место проживания *

Пол

< 0,0001 0,64 0,60 0,96 0,48

Место проживания *

Образование

0,93 < 0,0001 0,87 0,41 0,10

Место проживания *

Социально-трудовой

статус

0,15 < 0,0001 0,84 0,99 0,63

Место проживания *

Возраст

0,54 0,06 0,68 0,65 0,26

Пол * Образование 0,82 0,09 0,01 0,60 0,71

Пол * Социально-тру-

довой статус

0,83 0,56 0,87 0,76 0,78

Пол * Возраст 0,16 0,10 0,70 0,43 0,83

Образование * Со-

циально-трудовой

статус

0,05 0,96 0,97 0,92 0,99

Образование * Воз-

раст

0,05 0,59 0,51 0,30 0,01

Статус * Возраст < 0,0001 < 0,0001 0,22 0,71 0,15

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

26 № 1 2020

Так, женщины имужчины по-разному оценивали личные вероятности ри-

сков взависимости оттого, вкаком типе местности они проживали— вгороде или

селе, аих оценка опасности дифференцировалась еще ипо уровню образования.

Оценки вероятности реализации угроз для жителей региона зависели отсовмест

ного влияния места проживания и уровня образования респондентов, а также

отместа проживания исоциально-трудового статуса. Эффект взаимодействия об

разования ивозраста поотношению коценкам контролируемости рисков заклю-

чался втом, что лица содинаковым уровнем образования, норазного возраста да-

вали статистически значимо различающиеся оценки, тогда как совместное влияние

социально-трудового статуса ивозраста было значимым для оценок вероятности

осуществления рискованных ситуаций, как для себя, так и для жителей региона

вцелом (таблица 1).

Для уточнения направленности влияния были проведены отдельные одно

мерные анализы покаждому фактору, оцениваемому параметру (вероятность для

себя, вероятность для жителей региона, опасность, незащищенность инеконтроли

руемость) итипу угрожающего события.

Наиболее важным фактором из всех являлся фактор места проживания,

именно понему было обнаружено наибольшее количество статистически значимых

отличий.

Исследование показало, что сельские жители значимо выше оценивали веро

ятность (для себя идля других жителей региона) банкротства иразорения, физи-

ческого насилия, уличных столкновений напочве межнациональной имежрелиги-

озной вражды, теракта иинвалидизации. Жители региона, помнению селян, более

подвержены риску автомобильных аварий, насилию, травле ириску социальной

изоляции (у городских жителей поэтим показателям значимо более низкие оцен

ки), тогда как сами они имеют большую вероятность стать жертвой природной сти-

хии, техногенной катастрофы, потери приватности икредитоспособности. Жители

сельских поселений давали более высокие оценки опасности последствий мошен

ничества, насилия и употребления некачественных продуктов питания, а также

неконтролируемости халатности и некомпетентности. Трудно контролируемым

также являлся, по мнению сельских жителей (по сравнению с городскими) риск

дляздоровья из-за некачественного питания.

В отличие отсельских жителей, респонденты, проживающие вгороде, зна

чимо выше оценивали уровень своей уязвимости инезащищенности отдействий

мошенников, риска безработицы, смертельных и неизлечимых болезней, потери

жилья, насилия, авиационных аварий и катастроф, информационной изоляции.

Наибольшие различия касались оценок уязвимости к риску алкоголизма, нарко

мании, психических заболеваний (разница всредних составила 1,35 балла). Кроме

этого, риски неизлечимых заболеваний оценивались городскими жителями как ме

нее контролируемые, тогда как уселян имелась большая надежда навыздоровление.

Более опасными городские жители, посравнению сжителями села, считали послед

ствия отавиакатастроф (таблица 2). Вцелом сельские жители были склонны давать

более высокие оценки вероятности иопасности угроз, тогда как городские жите





№ 1 2020

ли чувствовали себя вбольшей степени уязвимыми, вособенности поотношению

кэкономическим исоциальным рискам, демонстрирующим слабость институтов

социальной защиты иправопорядка.

Таблица 2

Разности средних значений вгруппах респондентов, проживающих вгородской

исельской местности (полужирным шрифтом выделены статистически значимые

различия, t-критерий Стьюдента, p<0,05, положительный знак свидетельствует

оболее высоких оценках городских жителей, отрицательный— сельских )



-

 



-

 







-



-



Банкротство –0,84 –0,74 –0,56 0,74 –0,02

Мошенничество –0,47 –0,25 –0,55 0,77 0,05

Безработица 0,15 0,16 0,04 0,93 0,29

Алкоголизм, нарко-

мания, психические

заболевания

0,20 –0,27 0,04 1,35 0,48

Смертельная болезнь 0,38 0,51 0,29 0,93 1,33

Потеря жилья –0,12 –0,10 0,27 0,83 0,14

Насилие –0,56 –0,94 –1,70 0,80 0,21

Халатность –0,72 –0,03 –0,31 –0,07 –0,66

Автомобильная

авария

–0,37 –0,49 –0,35 0,23 0,02

Авиакатастрофа –0,09 –0,49 0,58 0,86 0,43

Теракт –0,73 –1,13 –0,01 –0,78 –0,02

Инвалидизация –0,90 –0,87 0,45 0,48 0,48

Экологическая ката-

строфа

–0,42 –0,23 –0,37 0,58 –0,16

Природная стихия –0,69 –0,46 –0,50 0,31 –0,41

Уличное столкнове-

ние

–1,13 –1,30 –0,70 –0,20 –0,33

Несчастный случай –0,87 –0,46 0,29 –0,03 –0,10

Дискриминация 0,11 0,05 –0,27 0,40 –0,13

политическое пресле-

дование

–0,13 –0,07 0,01 –0,12 –0,38

Травля –0,47 –1,08 0,07 0,08 –0,28

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

28 № 1 2020



-

 



-

 







-



-



Отвержен –0,24 –0,79 0,48 0,63 –0,31

Информационная

изоляция

0,13 –0,20 –0,12 0,81 0,07

Потеря приватности –0,83 –0,55 –0,39 –0,15 –0,33

Качество питания –0,69 –0,15 –0,94 –0,39 –0,85

Долги –0,95 –0,31 –0,07 0,03 –0,18

Наиболее значимые возрастные различия проявились воценках личной ве-

роятности рисков дискриминации иполучения вреда здоровью врезультате упо-

требления некачественных продуктов питания, атакже уровня защищенности/не-

защищенности отнутриционных рисков.

Сравнение трех возрастных групп (до 30 лет, 31–49 лет истарше 50 лет) по

казало, что вероятность стать жертвой дискриминации, нарушения своих прав

значимо выше оценивали представители молодежи истаршего поколения (средние

значения 3,52 и3,64 балла), тогда как респонденты средней возрастной группы дали

существенно более низкие оценки— 2,41 балла (p<0,05, критерий Тьюки, одно

факторный дисперсионный анализ, апостериорные сравнения). Что касается каче-

ства питания, то поэтому показателю достоверные различия наблюдались между

респондентами среднего возраста (3,1) имолодым поколением, для которого эта

проблема являлась более актуальной (4,41). Оценки уязвимости кданному риску

воспроизводили сходную тенденцию: молодежь ощущала себя более незащищен

ной отрисков, связанных скачеством продуктов питания (4,55), тогда как среди

представителей «среднего возраста» количество лиц, ощущающих свою уязвимость

кнутриционным рискам, было гораздо меньше (3,66).

Социально-трудовой статус играл решающую роль воценках личной вероят

ности респондентов потерять работу, попасть под сокращение кадров истать жерт-

вой несчастного случая вследствие технической аварии напроизводстве ивбыту, по-

влекшей за собой пожары, взрывы идругие опасные для жизни издоровья события.

Впервом случае оценки вероятности были выше вгруппе работающих, что вполне

объяснимо, так как неработающие неимели такого риска всилу нетрудоспособности

или отсутствия работы. Риски несчастных случаев, напротив, значимо выше оцени

вались вгруппе неработающих респондентов, состоящей изобучающихся, студентов,

пенсионеров, домохозяек, незанятых посостоянию здоровья или безработных.

       

 

На последнем этапе анализа подробно изучались взаимосвязи между отдель

ным угрозами иобобщенными оценками поотдельным параметрам, которые были



№ 1 2020

сведены вединое семантическое пространство, позволяющее всжатом виде визуа-

лизировать основные результаты исследования.

Два параллельных факторных (компонентных) анализа —матрицы агрегиро

ванных средних значений, вкоторой риски выступали переменными, итранспони-

рованной матрицы, спараметрами оценки вкачестве переменных ирисками вка-

честве наблюдений, позволили одновременно описать категориальные структуры

втерминах содержания угроз ипараметров оценки.

Согласно результатам факторного анализа поугрозам (метод главных ком

понент сваримакс-вращением), было выделено два значимых фактора, описываю-

щих 96,6% дисперсии переменных (таблица 3). Факторный анализ попараметрам

позволил также выделить два фактора, совокупно объясняющих 80,5% дисперсии

(таблица 4).

Во всех случаях факторы были униполярными иимели только положитель

ные знаки нагрузок переменных. Содержание первого фактора определяли следу-

ющие риски иугрозы, имеющие максимальные нагрузки (>0,9): экологические ка-

тастрофы, катастрофы, произошедшие врезультате действия природных стихий,

террористические акты, уличные столкновения, втом числе поэтническим ирели

гиозным причинам, авиакатастрофы ипреследования пополитическим мотивам.

Близкие кмаксимальным факторные значения (0,88–0,89) имели угрозы буллинга

и несчастного случая, инвалидизации и дискриминации. Суть второго фактора

описывалась через значение рисков банкротства ибезработицы; алкоголизма, нар

комании идушевных болезней; потери кредитоспособности ипотери сбережений

врезультате мошенничества. Высокие факторные значения имели также риски со

циальной эксклюзии ипотери жилья, вреда здоровью отупотребления некачествен-

ных продуктов, халатности и некомпетентности. Согласно факторному анализу

попараметрам, этот фактор был вбольшей степени взаимосвязан спараметрами

вероятности реализации риска— личной ирегиональной. Таким образом, первое

измерение наилучшим образом описывало трудно контролируемые имасштабные

по последствиям риски различного происхождения — природные, техногенные,

социетальные, тогда как содержание второго включало социально-экономические

риски иассоциируемые сними социальные ипсихологические риски, для которых

ведущим параметром являлась оценка вероятности (таблицы 3 и4).

Таблица 3

Результаты факторного анализа угроз социальной безопасности

1 2

Пострадать отэкологической катастрофы (химическое ирадиаци-

онное загрязнение воздуха, воды, ядерные испытания) 0,97 0,24

Пострадать отприродной стихии (наводнение, землетрясение

идр.) 0,95 0,26

Стать жертвой теракта 0,94 0,31

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

30 № 1 2020

1 2

Стать жертвой уличных беспорядков, столкновений намежнацио-

нальной или религиозной почве 0,93 0,36

Пострадать вавиакатастрофе 0,93 0,37

Стать жертвой преследования пополитическим мотивам (из-за

разделяемых взглядов, убеждений) 0,92 0,37

Стать объектом травли (издевательств, унижения) 0,89 0,45

Пострадать врезультате несчастного случая (взрыв газа, пожар,

обрушение зданий идр.) 0,89 0,45

Стать инвалидом, недееспособным 0,89 0,45

Стать жертвой дискриминации, испытать ущемление всвоих

правах 0,88 0,44

Потерять связь смиром, быть отрезанным отмирового информа-

ционного пространства 0,75 0,62

Стать жертвой насилия, втом числе сексуального характера 0,68 0,72

Заболеть смертельной, неизлечимой болезнью 0,65 0,76

Пострадать вавтомобильной аварии 0,65 0,72

Пострадать отразглашения персональной информации, фото,

взлома аккаунта ит.п. 0,64 0,76

Стать одиноким, никому ненужным, отверженным 0,56 0,81

Потерять жилье, остаться наулице 0,50 0,86

Нанести вред здоровью некачественными, синтетическими, ген-

но-модифицированными продуктами 0,48 0,87

Стать жертвой халатности, некомпетентности специалистов (вра-

чей, учителей, чиновников ит.д.) 0,47 0,81

Потерять накопления, разориться, обанкротиться 0,37 0,88

Потерять работу, попасть под сокращение 0,30 0,88

Стать алкоголиком, наркоманом, душевнобольным 0,26 0,95

Потерять источник дохода ине выплатить кредиты, займы,

попасть вдолжники кредитной организации (коллекторского

агентства) 0,23 0,96

Стать жертвой мошенничества, жульничества 0,21 0,95

Семантическое пространство (рисунок 3), координатными осями которого

выступали выделенные латентные факторы, позволило геометрически представить

взаимосвязи между оцениваемыми угрозами и«центроидами» ключевых параме

тров. Чем более близкими являлись факторные значения, тем ближе впростран-

стве находились координаты «точек», релевантных той или иной угрозе, тем более

сходным было их восприятие респондентами всвете смысла, заданного факторами.

Примечательно, что параметры оценки довольно четко распределились поквадран

там пространства, к ним примыкали угрозы, имеющие близкое значение всвете



№ 1 2020

ключевых факторов. Так, правый верхний квадрант соответствовал положитель-

ным значениям по обоим факторам (высокие значения по неконтролируемости

ипо вероятности), основным параметром, который его репрезентировал, являлась

«опасность по своим последствиям». Ближе всего к данной точке располагались

угрозы смертельных инеизлечимых болезней, автомобильных аварий, безработи

цы, халатности. Вправом нижнем квадранте располагались координаты самих па-

раметров «незащищенности» и «неконтролируемости», сформировавших первую

ось, которые были взначительной степени коррелированными (r=0,8, p<0,05).

Ближе всего к«центру» незащищенности располагались угрозы несчастного слу

чая, инвалидизации, дискриминации, тогда как наименее контролируемыми явля-

лись теракт, природная стихия, экологическая катастрофа.

Левая часть пространства (отрицательные значения попервому фактору) ре

презентировала более контролируемые (в понимании респондентов) ив то же время

более вероятные ичасто встречающиеся риски иугрозы. Личные иобщие (регио

нальные) вероятности оказались вразных квадрантах, что являлось яркой иллюстра-

цией отрицания риска ипредвзятого, стереотипного отношения к«другому».

Таблица 4

Результаты факторного анализа параметров оценки



1 2

Вероятность для себя 0,49 0,78

Вероятность для жителей региона –0,05 0,97

Опасность 0,38 0,43

Незащищенность 0,86 0,43

Неконтролируемость 0,98 –0,03

Так, жители региона, помнению респондентов, вбольшей степени подвер-

гались рискам мошенничества, банкротства, алкоголизации, потери жилья, были

неспособны противостоять данным рискам, что фактически вменялось им в«вину»

(«сами виноваты»). Личные риски (левый нижний квадрант — отрицательные

значения пообоим факторам) были менее опасными иболее контролируемыми,

атакже менее встречающимися. Вцелом респонденты чувствовали себя вбольшей

безопасности, посравнению сдругими жителями региона, что, содной стороны,

свидетельствовало об отрицании, недооценке многих рисков (типичные стереоти

пы— «со мной этого неслучится» или «я-то смогу сэтим справиться»), асдру-

гой— подобные оценки были следствием действия защитных механизмов, ниве-

лирующих отрицательные переживания, беспокойство итревожность вусловиях

сильного напряжения и социальных противоречий между внутренними потреб

ностями, ожиданиями, связанными с безопасностью, инеопределенной внешней

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

32 № 1 2020

средой. Основными угрозами, ассоциирующимися с потерями «для себя лично»

являлись «Пострадать от разглашения персональной информации, фото, взлома

аккаунта ит.п.» (ПотерПриват), «Стать одиноким, никому ненужным, отвержен

ным» (Отвержен), «Стать жертвой насилия, втом числе сексуального характера»

(Насилие), атакже отчасти «Потерять связь смиром, быть отрезанным отмирового

информационного пространства». Таким образом, всемантическом пространстве

нашли отражение нетолько исходные оценки, позволяющие структурировать ире

конструировать риски всистему категорий, дифференцируемую исходя изсубъек-

тивно задаваемых критериев оценки, вкоторых исходные параметры оценки вы-

ступают всмешанном, переходном виде, ноиличное отношение инеосознаваемые

компоненты установок жителей региона, их страхи ипредубеждения.

Рисунок 3— Общее семантическое пространство угроз социальной безопасности иих измерений

Таким образом, наданном этапе исследования была разработана многомер-

ная теоретическая модель анализа рисков, лежащая воснове проведенных психосе-

мантических экспериментов, учитывающая пять параметров субъективной оценки

риска— вероятность реализации риска (личный риск ириск для жителей региона),

опасность последствий, незащищенность инеконтролируемость, покоторым оце

нивались ключевые группы рисков социальной безопасности— социальные, эко-

номические, экологические, техногенные, природные, политические, информаци-

онные, позволила описать особенности восприятия населением социальной сферы



№ 1 2020

спозиций ее соответствия критериям безопасности, защищенности отосновных

угроз иопасностей, втом числе выявить риски, вотношении которых население ис

пытывает наибольшие страхи иопасения, ощущает свою уязвимость, исследовать

социоструктурные детерминанты, опосредующие рисковое восприятие, латентные

факторы, структурирующие субъективные оценки респондентов.

 

Кузнецов В.Н. Социология безопасности: Формирование культуры безопасности

втрансформирующемся обществе. М.: Республика, 2002.

Левашов В.К. Глобализация исоциальная безопасность. Социологические исследо

вания, 2002, No. 3, 19–28.

Лига М.Б. Социальная безопасность и качество жизни: концептуальный анализ.

Ученые записки Забайкальского государственного университета. Серия: Социоло

гические науки, 2013, 4(51), 170–177.

Молчанов А.В. Социальная феноменология риска: концептуальный анализ. Дисс. …

канд. филос. наук. Саратов: Саратовский гос. ун-т, 2008.

Петренко В.Ф., Супрун А.П. Методологический манифест психосемантики. Психо

логический журнал, 2016, 37(3), 5–14.

Петренко В.Ф., Митина О.В., Гладких Н.Ю. Психосемантика мягкой силы вгеополи

тике. Социологические исследования, 2018, 1(1), 40–51.

Самыгин С.И., Латышева А.Т., Черевик К.С. Социальная безопасность как социо

культурная деятельность. Гуманитарные, социально-экономические иобществен-

ные науки, 2016, No. (1-2), 58–62.

Силласте Г.Г. Женщина как объект исубъект социальной безопасности. Социологи

ческие исследования, 1998, No. 12, 62–72.

Симонович Н.Е., Киселёва И.А. Проблемы социальной безопасности человека всо

временном обществе. Национальные интересы: приоритеты ибезопасность, 2013,

No. 44, 48–52.

Яницкий О.Н. Социология риска: ключевые идеи. Мир России. Социология. Этно

логия, 2003, 12(1), 3–35.

Яницкий О.Н. «Турбулентные времена» как проблема общества риска. Обществен

ные науки исовременность, 2011, No. 6, 155–164.

Bronfman N.C., Cisternas P.C., López-Vázquez E., Cifuentes L.A. Trust andrisk perception

ofnatural hazards: implications for risk preparedness inChile. Natural Hazards, 2016,

81(1), 307–327.

Douglas M., Wildavsky A. How can we know therisks we face? Why risk selection is a

social process. Risk Analysis, 1982, 2(2), 49–58.

Eiser J.R., Donovan A., Sparks R.S.J. Risk perceptions andtrust following the2010 and2011

Icelandic Volcanic Ash Crises. Risk Analysis, 2015, 35(2), 332-343.

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

34 № 1 2020

Fischho B., Slovic P., Lichtenstein S., Read S., Combs B. How Safe Is Safe Enough? A

Psychometric Study of Attitudes Toward Technological Risks and Benets. In: e

Perception ofRisk. Routledge, 2016. pp. 118–141.

Fransella F., Bell R., Bannister D. A manual for repertory grid technique. John Wiley &

Sons, 2004.

Glendon A.I., Dorn L., Davies D.R., Matthews G., Taylor R.G. Age andgender dierences

inperceived accident likelihood anddriver competences. Risk Analysis, 1996, 16(6), 755–762.

Gustafsod P.E. Gender Dierences in risk perception: eoretical and methodological

erspectives. Risk Analysis, 1998, 18(6), 805–811.

Hardy C., Maguire S. Organizing risk: Discourse, power, and “riskication”. Academy

ofManagement Review, 2016, 41(1), 80–108.

Heine S.J., Lehman D.R. Cultural variation inunrealistic optimism: Does theWest feel more

vulnerable than theEast? Journal ofPersonality andSocial Psychology, 1995, 68(4), 595–607.

Heise D.R. e semantic dierential andattitude research. Attitude Measurement, 1970,

4, 235–253.

Kahneman D., Tversky A. Prospect theory: An analysis ofdecision under risk. In: Handbook

ofthe fundamentals ofnancial decision making: Part I, 2013. pp. 99–127.

Markus H.R., Kitayama S. Culture and the self: Implications for cognition, emotion,

andmotivation. Psychological Review, 1991, 98(2), 224–253.

Oltedal S., Moen B. E., Klempe H., Rundmo T. Explaining risk perception: An evaluation

ofcultural theory. Trondheim: Norwegian University ofScience andTechnology, 2004,

85(1–33).

Osgood C.E. Semantic dierential technique in the comparative study of cultures 1.

American Anthropologist, 1964, 66(3), 171–200.

Osgood C.E., Suci G.J., Tannenbaum P.H. e measurement of meaning. University

ofIllinois press, 1957.

Price P.C. A group size eect on personal risk judgments: Implications for unrealistic

optimism. Memory & Cognition, 2001, 29(4), 578–586.

Sjöberg L.A discussion of the limitations of the psychometric and cultural theory

approaches to risk perception. Radiation Protection Dosimetry, 1996, 68(3–4), 219–225.

Sjöberg L. Factors inrisk perception. Risk Analysis, 2000, 20(1), 1–12.

Slovic P. What does it mean to know a cumulative risk? Adolescents’ perceptions ofshort‐

term andlong‐term consequences ofsmoking. Journal ofBehavioral Decision Making,

2000, 13(2), 259–266.

Slovic P., Fischho B., Lichtenstein S. Rating therisks. In: Risk/benet analysis inwater

resources planning andmanagement. Springer, Boston, MA, 1981. pp. 193–217.

Wachinger G., Renn O., Begg C., Kuhlicke C. e risk perception paradox—implications for

governance andcommunication ofnatural hazards. Risk Analysis, 2013, 33(6), 1049–1065.

Wildavsky A., Dake K. eories ofrisk perception: Who fears what andwhy? Daedalus,

1990, 41–60.





№ 1 2020

REFERENCES

Kuznetsov, V.N. (2002). Sociologiya bezopasnosti: Formirovanie kul’tury bezopasnosti v

transformiruyushchemsya obshchestve [Sociology ofsecurity: formation ofsecurity culture

inthe society under transformation]. Moscow: Respublika.

Levashov, V.K. (2002). Globalizaciya i soсial’naya bezopasnost’ [Globalization andsocial

security]. Sociologicheskie issledovaniya [Sociological studies], (3), 19–28.

Liga, M. B. (2013). Social’naya bezopasnost’ i kachestvo zhizni: konceptual’nyj analiz [So

cial security andquality oflife: conceptual analysis]. Uchenye zapiski Zabaikalskogo go-

sudarstvennogo universiteta. Seriya: Sociologicheskie nauki [Scholarly Notes ofTransbaikal

State University. Series: Sociological Sciences], 4(51), 170–177.

Molchanov, A.V. (2008). Social’naya fenomenologiya riska: konceptual’nyi analiz [Social

phenomenology ofrisk: conceptual analysis] (PhD esis). Saratov: Saratov State University.

Petrenko, V.F., & Suprun, A.P. (2016). Metodologicheskij manifest psihosemantiki [Meth

odological manifesto of psychosemantics]. Psihologicheskij zhurnal [Psychological Jour-

nal] urnal, 37(3), 5–14.

Petrenko, V.F., Mitina, O.V., & Gladkih, N.Yu. (2018). Psihosemantika myagkoj sily v ge

opolitike [Psychosematics ofthe so power ingeopolitics]. Sociologicheskie issledovaniya

[Sociological studies], 1(1), 40–51.

Samygin, S.I., Latysheva, A.T., & Cherevik, K.S. (2016). Social’naya bezopasnost’ kak so

ciokul’turnaya deyatel’nost’ [Social security as sociocultural activity]. Gumanitarnye, so-

cial’no-ekonomicheskie i obshchestvennye nauki [Humanities, social-economic andsocial

sciences], (1-2), 58–62.

Sillaste, G.G. (1998). Zhenshchina kak ob”ekt i sub”ekt sotсal’noij bezopasnosti [Woman as

an object andsubject ofsocial security]. Sociologicheskie issledovaniya [Sociological stud

ies], (12), 62–72.

Simonovich, N.E., & Kiseleva, I.A. (2013). Problemy social’noj bezopasnosti cheloveka v

sovremennom obshchestve [Issues ofhuman security incontemporary society]. Nacional’nye

interesy: prioritety i bezopasnost’ [National interests: priorities andsecurity], (44), 48–52.

Yanickij, O.N. (2003). Sociologiya riska: klyuchevye idei [Sociology ofrisk: key ideas]. Mir

Rossii. Sociologiya. Etnologiya [World ofRussia. Sociology. Ethnology], 12(1), 3–35.

Yanickij, O.N. (2011). «Turbulentnye vremena» kak problema obshchestva riska [“Times

ofturbulence” as an issue ofrisk society]. Obshchestvennye nauki i sovremennost’ [Social

sciences andcontemporary world], (6), 155–164.

Bronfman, N.C., Cisternas, P.C., López-Vázquez, E., & Cifuentes, L.A. (2016). Trust

andrisk perception ofnatural hazards: implications for risk preparedness inChile. Natural

Hazards, 81(1), 307–327.

Douglas, M., & Wildavsky, A. (1982). How can we know therisks we face? Why risk selec

tion is a social process. Risk Analysis, 2(2), 49–58.

Eiser, J.R., Donovan, A., & Sparks, R.S.J. (2015). Risk perceptions and trust following

the2010 and2011 Icelandic Volcanic Ash Crises. Risk Analysis, 35(2), 332–343.

SOCIETY AND SECURITY INSIGHTS

36 № 1 2020

Fischho, B., Slovic, P., Lichtenstein, S., Read, S., & Combs, B. (2016). How Safe Is Safe

Enough? A Psychometric Study ofAttitudes Toward Technological Risks andBenets. In:

e Perception ofRisk (pp. 118–141). Routledge.

Fransella, F., Bell, R., & Bannister, D. (2004). A manual for repertory grid technique. John

Wiley & Sons.

Glendon, A.I., Dorn, L., Davies, D.R., Matthews, G., & Taylor, R.G. (1996). Age andgender

dierences inperceived accident likelihood anddriver competences. Risk Analysis, 16(6),

755–762.

Gustafsod, P.E. (1998). Gender Dierences inrisk perception: eoretical andmethodo

logical erspectives. Risk Analysis, 18(6), 805–811.

Hardy, C., & Maguire, S. (2016). Organizing risk: Discourse, power, and“riskication”.

Academy ofManagement Review, 41(1), 80–108.

Heine, S.J., & Lehman, D.R. (1995). Cultural variation inunrealistic optimism: Does theWest

feel more vulnerable than theEast? Journal ofPersonality andSocial Psychology, 68(4), 595.

Heise, D.R. (1970). e semantic dierential andattitude research. Attitude measurement,

4, 235–253.

Kahneman, D., & Tversky, A. (2013). Prospect theory: An analysis ofdecision under risk.

In: Handbook ofthe fundamentals ofnancial decision making: Part I (pp. 99–127).

Markus, H.R., & Kitayama, S. (1991). Culture andtheself: Implications for cognition, emo

tion, andmotivation. Psychological Review, 98(2), 224.

Oltedal, S., Moen, B.E., Klempe, H., & Rundmo, T. (2004). Explaining risk perception: An evalua

tion ofcultural theory. Trondheim: Norwegian University ofScience andTechnology, 85(1–33).

Osgood, C.E. (1964). Semantic dierential technique in the comparative study of cul

tures1. American Anthropologist, 66(3), 171–200.

Osgood, C.E., Suci, G.J., & Tannenbaum, P.H. (1957). e measurement ofmeaning (No.

47). University ofIllinois press.

Price, P.C. (2001). A group size eect on personal risk judgments: Implications for unreal

istic optimism. Memory & Cognition, 29(4), 578–586.

Sjöberg, L. (1996). A discussion ofthe limitations ofthe psychometric andcultural theory

approaches to risk perception. Radiation Protection Dosimetry, 68(3–4), 219–225.

Sjöberg, L. (2000). Factors inrisk perception. Risk Analysis, 20(1), 1–12.

Slovic, P. (2000). What does it mean to know a cumulative risk? Adolescents’ perceptions

of short‐term and long‐term consequences of smoking. Journal of Behavioral Decision

Making, 13(2), 259–266.

Slovic, P., Fischho, B., & Lichtenstein, S. (1981). Rating therisks. In: Risk/benet analysis

inwater resources planning andmanagement (pp. 193–217). Springer, Boston, MA.

Wachinger, G., Renn, O., Begg, C., & Kuhlicke, C. (2013). e risk perception paradox—impli

cations for governance andcommunication ofnatural hazards. Risk Analysis, 33(6), 1049–1065.

Wildavsky, A., & Dake, K. (1990). eories ofrisk perception: Who fears what andwhy?

Daedalus, 41–60.